iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

Сев на кровати, Ученик миродержцев приложил дрожащие пальцы к виску и вызвал к жизни заклинание для снятия головной боли. Простенькое, знакомое сызмальства, его теперь приходилось шептать слог за слогом. Кангасска трясло и бросало в холодный пот: организм, похоже, счел все выпитое ядом, и не без оснований.

Наконец заклинание сработало — полегчало. Прояснилась память (теперь уже можно было хотя бы вспомнить, зачем понадобилось так напиваться), а в освеженное магией сознание проникли мягкий свет раннего зимнего утра, приглушенное подвывание ветра за окном и — далекий, отраженный коридорным эхом звук: ребенок плакал… новорожденная дочка Карины.

Слабо улыбнувшись, Кангасск рухнул на обратно на кровать с твердым намерением снова заснуть — надолго и без сновидений…

— Вот ты где, — в дверях появился Орион, сын звезд. — Ба-а, что я вижу! — сурово и в то же время насмешливо сказал он.

— Можешь не продолжать, — кисло отозвался Кангасск, вновь коснувшись виска; на этот раз заклинание удалось задействовать безмолвно. — Я здорово набрался вчера…

— Позавчера, — невозмутимо уточнил сын звезд и, скрестив на груди руки, привалился плечом к стене, явно настраиваясь на продолжительный разговор.

— Жуть какая… — поморщился Кан. — Вот же провал в памяти… Как Карина?

Орион ответил не сразу.

— Сносно, — угрюмо произнес он. — Тяжелые роды, да еще намного раньше срока… Я увел в минус четыре донора, чтобы спасти ее и ребенка. При ребенке донор стоит до сих пор… Погоди… — Орион нахмурился. — Ты что, знал?! Ты для этого меня сюда вызвал?!

— Ага… — не открывая глаз, отозвался Ученик. — Правда, я ожидал, что ты прибудешь раньше. Но ты прибыл вовремя, просто вовремя…

— Да уж… — Орион устало вздохнул. — Не ручаюсь, что местные лекари сумели бы спасти их…

— Не сумели бы, — перебил его Кан. — Я видел возможный вариант будущего. И чувствовал, что обратный отсчет пошел. Неделя, шесть дней, пять… а от тебя ни слова. Как и от Астэр…

— Дааа, — сын звезд окинул взглядом ряд пустых бутылок. — Напиться было отчего.

— Лучший способ на время исчезнуть из этого мира, — согласился Кангасск. — Я просто не выдержал ожидания… нервы сдали.

— Прости уж… — сын звезд безрадостно усмехнулся. — Туда, где были мы с Астэр, вести быстро не доходят.

— Ничего… главное, вовремя.

— Хватит похмельем терзаться, герой, — сказал Орион уже чуть веселее; безмолвное восстанавливающее заклятье коснулось Кангасска, нейтрализуя последствия отравления и возвращая бодрость душе и телу. Теперь о сне нечего было и думать. — Спускайся к завтраку! — донеслось уже с лестницы.

На середине этой лестницы Ученик и нагнал сына звезд.

— Что стряслось? — с подозрением осведомился Орион.

— Ничего, — замотал головой Кангасск. — Просто не говори никому… ну ты меня понял… Ладно?

Орион, сын звезд смерил друга долгим, задумчивым взглядом.

— Хорошо, — кивнул он, согласившись без лишних расспросов. — Я изобрету какую-нибудь причину, по которой я здесь «случайно» оказался… Скажем… решил подлечить тебя.

— Меня?!

— Руку твою… Я здесь пробуду пару месяцев — понаблюдаю за Кариной и ее дочкой, пока все не будет в порядке. Заодно и тебя подлатаю. И не думай отвертеться на этот раз…

Что ж. Так тому и быть… Рука была вновь растерзана медицинской магией в тот же вечер: Орион никогда ничего зря не скажет.

За три часа, пока длилась очередная операция, Кангасску было о чем подумать…

Во-первых, он, кажется, нашел способ преодолеть отчуждение и страх, которые с недавних пор стал вызывать в людях. Нужно просто меньше откровенничать о некоторых вещах. Например, Карине лучше думать, что ее спасение — счастливая случайность. И все прекрасно — нет никаких всесильных последних Учеников, способных слишком многое видеть и менять…

…И во-вторых, что-то подсказывало, что пора волнующих событий отгремела, как гроза, и теперь дни настанут тихие. Вспоминать прошлое, скучать по дочери, которую давно не видел, подумывать пригласить ее погостить в Башне (сразу, как только помирится со своим Лайелем и перестанет дуться на гадальщика-отца), тренироваться, читать древние фолианты, запрещенные простым смертным, и ждать — вот что оставалось Кангасску. Большего пока не предвиделось. И не надо…