iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

— Не вру, — мотнул головой Кан. Чувство стремительно убегающего времени не давало ему покоя. — Более того, я бы и вам советовал пойти со мной.

— Ха-а, — мрачно отозвались оба. — Еще чего?

— Вы не уйдете живыми отсюда, — сурово сказал им Кан. — За этими стенами толпы детей тьмы. Малого Эрха больше нет. Других малых городов, наверное, тоже.

Парни смущенно переглянулись при этих словах, однако их молчаливое решение было иным, чем надеялся Кан… И старший потянул из-за спины длинноствольную огнестрелку.

— Считаю до пяти, старик!!! — проорал он, срывая голос. Страх за этой бравадой читался ясно. Страх дикий, густо замешанный на жадности и злости. — Убирайся или мы положим тут всю твою компанию, будь ты проклят! Раз!..

— Занна… — шепотом произнес Кангасск, не оборачиваясь. Взгляд его был холоден; решения своего Ученик миродержцев менять не собирался, пусть даже потом придется немало жалеть о нем. Не стоило, ох не стоило этим двоим ставить его перед таким выбором… — Занна, вы с девочкой сейчас падаете в снег и лежите, не поднимая головы, пока я не скажу, ясно?

— Да, — отозвалась Занна.

Тем временем крикун дошел до счета четыре. Не дожидаясь пяти, Кан приказал чарге: «Разорвать их!» Поразительно легко смертный приговор сорвался с его губ.

В следующий миг они ринулись вперед… зверь, словно не заметив стрелы, которая вонзилась в рыжее плечо, и человек, — на ходу выхватив сверкнувший в золотом свете клинок из ножен; выстрел старшего гробокопателя взрыл снег у ног Кана.

Надо отдать парням должное: в бегство перед лицом смерти они не бросились. Младший успел бросить лук и схватиться за меч, прежде чем чарга смяла его в стремительном прыжке, а старший — выстрелить еще раз. Пуля скользнула по гладким чешуйкам брони Двэма и обожгла Кангасску бок. В следующую секунду он уже снес стрелку голову с плеч.

Кангасск ничего не чувствовал в первые мгновения тишины, ничего. Убийство вышло хладнокровным и расчетливым. Так направо и налево рубил людей Орион, сын звезд в морском бою… и его смертный учитель Зига-Зига тоже.

Стряхнув кровь с клинка и вернув саблю в ножны, Кангасск окликнул Занну. Голос, хриплый и чужой, сейчас был способен лишь отдавать приказы. И кричал Кан как на корабле в шторм.

— За мной! Быстро!!!

Едва весь его маленький отряд оказался у внутренней стены, Кангасск открыл Провал. Последним, что он увидел, прежде чем уйти в багровое марево, были черные, влажно блестящие глаза мороков, выбиравшихся из ямы подкопа и клыкастые детские личики гарпионов, цеплявшихся жилистыми лапами за зубцы внешней стены. Их было много, крылатых и хищных, словно кто выпустил целую стаю из легендарного марнсовского ларца…

Глава шестьдесят пятая. Пробужденный

Возможно, Кангасск что-то не рассчитал при открытии Провала, или яркая багровая вспышка вскружила голову… так или иначе, он оступился и упал, выставив перед собой руки. И ладони — левая, здоровая и правая, до сих пор не вернувшая прежнюю чуткость — толкнулись во что-то теплое и сыпучее.

Арен?..

Кангасск поднялся и, озираясь, невольно расправил плечи, когда его взору предстали нежные перекаты барханов, навеки застывших в теплом утре, тогда как часом-другим позже при живом мире солнце раскалило бы пустыню жарче сковороды. Очертания, знакомые кулдаганцу с раннего детства, подействовали на него волшебно; как попутный ветер после штиля; как знакомая улыбка среди многоликой, чужестранной толпы. Багровая пустыня простиралась до горизонта; песчаные волны убегали в даль, насколько хватало взгляда. И песок ее был ареном, пусть мертвенно-молчаливым, как весь этот мир, но настоящим ареном.

Не раз и не два Кан задумывался в свое время о том, почему лишь пустыня имеет свой дух, почему лишь в пустыне песчинки обретают магию и музыку, родную Странникам и нарратам; почему песок на берегу моря не такой. Он не знал ответа. И Влада, отдавшая Кулдагану часть своей новой жизни, не знала. И Локи, миродержец Ле'Рока, не знал…

Занна и Кангасси с грустью смотрели на последнего Ученика; рядом, болезненно поджимая переднюю лапу, пробитую стрелой насквозь, топталась чарга, робкая и растерянная, как бездомный котенок. Поначалу Кангасск не осознал, почему так, и, лишь запоздало вспомнив о том, какой страх внушает пустыня тому, кто никогда не жил в ней, понял. Мертвый, враждебный мир, — вот как думают о Кулдагане, где на самом деле кипит жизнь; колючие растения тянут наверх воду длинными корнями, оживленные волей к жизни, не меньшей, чем у хищного шалфея, который так любят маги; пернатые кекули хоронятся среди толстых, напитанных водой стеблей; в часы прохлады выходят на охоту хищники; шустрые ящерки умудряются бежать и по раскаленному песку, не обжигая лап; и арен… сам арен поет, как живой. Кому кажется мертвым Кулдаган, тот не поверит и пустыне Провала.