Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир

Работой с источниками с целью реконструкции прошлого занимается история. Изучение же того, как группы людей помнят прошлое, есть предмет «мнемоистории» (этим термином пользуется историк Ян Ассман) или, проще говоря, «истории памяти». Разница между историей и историей памяти довольно проста. Войну во Вьетнаме можно изучать как историю: выявлять причины, описывать политическую ситуацию, которая к ней привела, и все большее вмешательство американских войск, эскалацию, стратегии, просчеты и т. д. Но ее можно изучать и как мнемоисторию: взять разные группы американцев, скажем, уклонистов 1960-х годов и ветеранов войны, – и послушать, как они помнят войну. Не все из этих рассказов будут достоверными. Но зато станет понятно, как помнят прошлое наши современники, и каковы они сами – их судьбы и убеждения, верования и взгляды, трудности и принципы.

В предыдущих двух главах мы говорили о том, как в годы и десятилетия до первых евангелий христиане модифицировали и придумывали воспоминания об Иисусе, передавая рассказы о нем. Мы пытались не только выявить и оценить искаженные воспоминания, но и понять, что они говорят о жизни и заботах, интересах и проблемах людей, которые их разделяли. В этой и следующих главах этот интерес выйдет на первый план. Мы займемся «мнемоисторией»: позитивной попыткой увидеть, как прошлое – в данном случае жизнь и смерть Иисуса – вспоминалось конкретными раннехристианскими общинами и какой была их «коллективная память».

О коллективной памяти: Морис Хальбвакс

Понятие «коллективная память» ввел французский философ и социолог Морис Хальбвакс (1877–1945). В 1925 году он написал важную работу под названием «Социальные рамки памяти».¹ В ней он признает тот очевидный факт, что прошлое вспоминают индивиды, а не социальные группы: у общества нет гиппокампа! Но с точки зрения Хальбвакса, индивидуальные воспоминания всегда реконструируются на основе наших отношений с окружающим обществом, особенно различными социальными группами (в частности, семьями, друзьями, местными общинами и нациями). По Хальбваксу, для нас память нереальна, если ее невозможно поместить ни в какой социальный контекст. В его радикальной интерпретации памяти вне социального контекста вообще не существует. Если вы помните событие, которое с вами произошло, это всегда связано с какими-то людьми или с отношениями, которые вы узнали или испытали со стороны других людей. Память не изолирована от социальной среды.

Хальбвакс с недоверием относился к психологам, которые изучали память как индивидуальный феномен. По его мнению:

В этой ситуации не бывает воспоминаний, которые можно было бы счесть чисто внутренними, то есть способных сохраняться только в индивидуальной памяти.²

Ведь наши воспоминания находятся под глубоким и неизбывным влиянием социальной среды. Мы не можем существовать ни физически, ни умственно вне этой среды. Если вы попытаетесь уйти от своей социальной среды, вы неизбежно окажетесь в иной социальной среде. Но все равно вы останетесь в социальной среде. Даже если вы станете отшельником, вы знаете, что такое отшельничество потому, что столкнулись с этой идеей в социальной среде. По Хальбваксу, «мы ускользаем от одного общества, лишь противопоставляя ему какое-то другое».³

Общество, в котором мы живем, создает не только фон, но и рамки воспоминаний о прошлом. Процитирую знаменитые слова Хальбвакса:

Существует коллективная память и социальные рамки памяти, и наше индивидуальное мышление способно к воспоминанию постольку, поскольку оно заключено в этих рамках и участвует в этой памяти.⁴

Одним словом, без социальных рамок невозможно организовать свои мысли и создать целостную картину прошлого.

Хальбвакс соглашался с теми психологами, которые видели в памяти «конструирование» прошлого и считали, что при таком конструировании пробелы, возникшие в результате утраты части воспоминаний, заполняются за счет памяти об аналогичной информации.⁵ Допустим, вы вспоминаете вечеринку, которая была однажды у вас дома. Конечно, многие детали вы уже подзабыли. Поэтому на память о ней будет ненароком накладываться память о других подобных вечеринках. И тут легко перепутать одну вечеринку с другой. Когда дело доходит до памяти подобного рода, «мы составляем ее заново и вводим в нее элементы, заимствованные из разных периодов времени, до и после того дня».⁶

Более того, Хальбвакс соглашался, что воспоминание о прошлом событии у нас присутствует лишь из-за его актуальности для настоящего. Один из его последователей поясняет: