Все вертится вокруг буквы закона и ее комментирования. Чисто правовая и ритуальная сторона, с присущей ей массой ограничений, заняла, безусловно, главное место. Разумеется, нечаянно, между прочим, проскальзывало и много хорошего с точки зрения религии и морали, но только между прочим — этим нельзя было насладиться в полной мере. Натренированная сообразительность, система объяснения отдельных мест Писания посредством самых искусственных правил, бесполезных, фантастических комбинаций, более или менее изобретательных приемов, остроумных интерпретаций и анекдотов с элементами фарса — таковы были характерные особенности раввиннстических рассуждений (р. 37 f.).
Иисус был совершенно другим:
Но у него Писания и закон никогда не были самоцелью, только средством; его делом было не толковать Писания, а вести людей к живому Богу. Все, что можно было взять из Писаний для этой цели, он брал; все бесполезное становилось невидимым на фоне его широкой души и преданности подлинным ценностям (р. 38 f.).
В этом и состоит различие. Весть, которую он принес, была живой реальностью, а не желанием уцепиться за край исчезающего мира... (р. 29).
Он желал учить, а не задавать загадки или изобретать каламбуры и остроты, чтобы вызвать поверхностный интерес (р. 41).
В одном случае мы имеем простое толкование Писаний, а другом — живое благочестие. Там примчи построены так, чтобы иллюстрировать искривленные мысли мертвого учения, и поэтому часто — хотя и далеко не всегда — сами становятся искривленными и искусственными. Здесь притчами говорит тот, чья душа ясно, просто, с ничем не зашоренным зрением целиком стоит на почве реальности (р. 44).