Иисус. Картины жизни

Тем девяти ученикам пришлось выслушать серьезные нарекания за свое маловерие, если не сказать неверие. «…почему мы не могли изгнать его? Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас». Ученики не унимались, и Он дополнил сказанное знаменательными словами: «Сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф 17:19–21). Любая просьба, к Богу ли, к людям, основана на предположении, что тот, к кому с ней обращаются, как-то на нее откликнется. Последний же ожидает от просящего некоего действия, которое свидетельствовало бы о наличии у него доброго намерения предпринять ради ее исполнения все возможное. Сами же исполнить то, о чем просим, мы не можем, но в наших силах сделать нечто такое, что подтвердило бы, как горячо мы этого хотим: например, чтобы избавиться от постигшей нас беды, отказаться если не от пищи, без которой нам не обойтись, то, по крайней мере, от дозволенных чувственных наслаждений. Перед лицом беды и несчастий вкушать пищу ради удовольствия недостойно. Если бы люди, молясь в уединении Богу, предстояли Ему в духе до тех пор, пока Он не исполнит просимое, то их просьбы оценивались бы совсем иначе. А то ведь можно подумать: «Не так уж они безутешны в своем горе, коли не забывают о еде». Примерно так же можно истолковать и слова Спасителя. Во всяком случае, из них можно заключить, насколько серьезно относился Спаситель к этому жалкому миру духов, как отчетливо видел различные степени проявления власти тьмы. Возможно, Сам Он, руководствуясь собственным духовным понятием о посте, не исключающем принятия необходимой пищи, постился постоянно.

Сегодня для нас наиболее поучителен именно третий случай, свидетельствующий о том, что Спаситель понимал, как далеко простиралось влияние сил тьмы, захватывающее даже область телесного.

Нас это неприятно удивляет, и, наверное, потому, что мы чего-то недопонимаем в Евангелиях или не вполне уверены в нашем толковании соответствующих мест в них. Мы считаем, что тяжесть напускаемых демонами бед определяется в основном тем, что о них думает сам больной. Не проявляется ли здесь подсознательное стремление отыскать причину прежде всего внутри своего Я? Но как только мы, следуя Евангелиям, признаем местопребывание зла за пределами того Я, иначе говоря, в области бессознательного, различие между «душевным» и «телесным» в отношении такого зла тотчас же практически теряет смысл. Есть какая-то удивительная, прекрасная тайна в том, как жизнь в нас с момента нашего зарождения строит члены нашего тела, инструменты нашего духа, – тайна, стирающая грани между духом и материей, бессознательным и целенаправленным. Иная болезнь протекает так, будто пораженный орган живет по каким-то своим законам, чуждым его природе, образующим в нем своего рода секту или государство в государстве, преследующее собственные эгоистические интересы. На то могут быть свои, так сказать, автономные причины, но вот всегда ли – вопрос спорный. Мы здесь имеем в виду случай со скорченной женщиной (Лк 13:10 и далее).