Иисус. Картины жизни

И наконец, последняя картина, способная тронуть любое сердце: умирающий Иисус протягивает в духе (телесно Он этого сделать уже не может) руку спасения (Лк 23:39–43). Картина, открывающая глаза на многое. В положении разбойника, распятого на кресте, оба зла, о которых мы говорили выше, – грех и смерть – примиряются друг с другом, смерть, от которой не может или не хочет избавить его Спаситель, ждет и Его Самого. Помощь, обещанная Им разбойнику, ждет его в мире ином. Разбойник – единственный из людей, кому Спаситель ее обещал, и то, как Он это сделал, приобретает для нас особое значение.

Слов ободрения мы от Спасителя не слышим, достаточно весомых причин на это нет, а просто так Он никогда не говорит. Но Его положение уже было проповедью. Иисус теперь и Сам такой же, Богом покинутый человек, и единственное, что Ему осталось на Земле, это испытать муки распятия на кресте. Теперь Он должен страдать и страдать. Но с какой поразительной кротостью и покорностью переносит Он те муки. Иисус внушает этим доверие своим товарищам по несчастью, ибо они видят, что Он переживает за их судьбу не меньше, чем за Свою. Всю жизнь Он чувствовал и думал не иначе, как «мы, люди», теперь же – «мы, трое». Можно ли в Его положении найти более смиренные слова, чем эти (Лк 23:31): «Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?»

Его руки простерты к ним, к ним тянется и Его сердце, и они это чувствуют. «Если Ты Христос, – начинает один, – спаси Себя и нас». Доверчивое, разумное предложение. Возможно, оно было сказано с легким оттенком сомнения, даже иронии, смущения и малодушия, чтобы на случай, если Он окажется не Христос, тотчас переметнуться на сторону злословящих. Но немного веры и доверия в их словах все же было. Да и мы ненамного дальше этой просьбы, когда повторяем: «Если Ты Христос, помоги мне выбраться из этой беды!». Как тому разбойнику хотелось избавиться от фатальной необходимости умереть – счастливый случай, который свел его на кресте именно с этим человеком. Вот и все, да, по сути, большего от такого человека мы и не ждем, хотя уже одно то, что он видит, пусть сомневаясь, в пригвожденном к кресту человеке Иисуса Христа, Победителя, значит уже многое.

Теперь послушаем нашего разбойника: «Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал». Этот человек овеян дыханием вечности.

По сути, он надеется на то же, что и его товарищ: «А вдруг Иисус спасет и меня?» Но чуть позже эта надежда превращается для него в нечто иное, будто он духовно внимает то, чему учит Его удивительный сосед, ощущая уже на себе Его безмолвное благословение. И тут разбойник начинает думать о спасении совсем иначе, оставляя в итоге естественное желание – спастись от смерти на кресте, напротив, он даже хочет «страдать по делам своим», видя, как добровольно принимает незаслуженную смерть его святой товарищ по несчастью. Его не оставляет мысль, в чем поможет ему Иисус по ту сторону смерти. Но у его мыслей есть еще одно отличие: если первый сомневается в способности Иисуса помочь, то он, подобно тому прокаженному, сомневается лишь в Его желании. Величие страдальца Иисуса его потрясло, и разбойник, хотя его глаза говорят ему другое, теперь нисколько не сомневается, что Иисус и есть Христос, Победитель, и победа будет за Ним (о чем свидетельствуют его последующие слова). Он видит, он чувствует Его расположенность к себе, и она настолько потрясает разбойника, что он, выждав момент, говорит Ему: «Ты во мне ошибаешься, я, в отличие от Тебя, виновен, по делам моим и смерть на кресте». Ему было бы куда легче признаться другому, бросив ему те слова, словно грубый упрек, чем прямо сказать их Иисусу. Он, должно быть, неотрывно смотрел на Иисуса, наблюдая, какую реакцию вызовет в Нем это признание, не переменится ли Он в лице, не выкажет ли возмущения, отвращения, неприязни. Но ничего подобного он не замечает, напротив, расположение Иисуса к нему только возрастает, и он решается на свою знаменитую просьбу: «Помяни меня, Господи, когда придешь в Своей Царской власти!» К сожалению, Лютер, стараясь, вероятно, сделать текст более понятным, перевел эту фразу несколько иначе: «Когда придешь в Свое Царство». Впрочем, такую поправку пытались внести еще в древности. О Царстве Иисуса в потустороннем мире разбойник, как и никто в те времена (в особенности до Воскресения Иисуса), и не думал. Он рассуждает просто: этот Иисус победит и, торжествуя, вернется как царь, причем – и это самое главное – царь не только живых, но и мертвых. «Я должен сейчас умереть, и кто знает, в каком мрачном подземелье мне придется томиться; но когда Ты победишь, вспомни о своем старом товарище, с которым страдал вместе на кресте!»

Спаситель, конечно же, ждал такой просьбы, жаждал ее. В Его ответе – ликование и радость: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю». Его душа спасена!