Иисус Христос — Homo sapiens. Тацинский апокриф

  Уже по названиям перечисленных исследований можно видеть, что отрицание историчности, реальности существования Иисуса Христа в них построено и основывается на мифологиях мира. И это ошибочное направление. По нашему мнению это совершенно ложный путь. Ложный, но весьма заманчивый легкостью проведения параллелей, «очевидностью» сравнений и совпадений. Перечисленные суперисследователи, как видно с солидным багажом знаний мифологий мира, исподволь усмотрели аналогии текстов мифологических и фактов жития Иисуса Христа в Евангелиях и объявили его мифом. И это ловушка. Но в чем же истина? Истина проста и состоит в закономерностях развития национальных литератур, закономерностях исторического развития и смены литературных жанров, трансформации жанров от примитивных, лубочных повестушек до современного романа. Такая эволюция литературы обусловлена мировым прогрессом, прогрессом цивилизации, прогрессом народного образования. И сомневаться в историчности фигуры Иисуса Христа следует не с мифологических, а с филологических, литературоведческих позиций.

 Возвращаясь к вышенаписанному, повторимся: в период римского пленения в Иудее, в палестинских краях появилась литература сюжетная. С уверенностью можно говорить о появлении и постепенном развитии жанра древнееврейской литературы под названием «евангелистика». Уровень грамотности в Иудее вполне обеспечивал и его появление, и его развитие, и распространение евангелистики по диаспорам. В древней Иудее при каждой синагоге существовала школа. Некоторые исследователи говорят о чуть ли не поголовной грамотности в древней Иудее. Распространенное ремесло переписчиков упоминается в каждом серьезном исследовании. О достаточной грамотности населения явствует также следующая картина из непререкаемого Нового Завета: «А из занимавшихся чародейством довольно многие, собравши книги свои, сожгли перед всеми; и сложили цены их, и оказалось их на пятьдесят тысяч драхм» [Деян., 19: 19]. Но вначале жанр евангелистики был устным, как видно из приведенных выше авторитетных цитат. И даже более того, жанр был поначалу андеграундным, ибо не совпадал с официальной религией Иудеи. Устные рассказы некоторое время имели хождение и передавались наряду с письменными, и это вполне угадывается.

 Чуть ранее мы поставили акцент на фразе Арчибальда Робертсона: «Иисус существовал, но «об этом Иисусе мы почти ничего не знаем». Естественно, прототип и даже прототипы Иисуса Христа существовали в иудейской реальности, поскольку, как уже говорилось выше, Иудея казнила пророков не один раз, быстро забывая о них, об их пророческих заскоках и подвигах (некоторые из них проповедовали против Рима). Однако судьбы этих ушедших в небытие, канувших в Лету персонажей в общем обусловили фабулу евангельских повестей, что вместе с мечтами о национальном герое-мессии способствовало созданию обобщенного образа Христа. Акцентируем, Иисус Христос, легендарный герой древней Галилеи - образ обобщенный, обобщенный не меньше, чем, к примеру, наш народный Петрушка. Ну, а в остальном все зависело от художественного мастерства умельцев-писателей, сочинявших евангелия, эксплуатировавших жанр.

 И в этом направлении можно было развернуться – евангелия порождали евангелия - от Петра, от Фомы, от евреев, от Магдолины, от Иуды, детское евангелие и так далее, даже до наших дней их дошло великое и разнобойное множество (предположим и коммерческую сторону процесса, ведь мы имеем дело с практичными евреями). Писателей было море и их «заносило» во все тяжкие по всем правилам развития жанра – «сходство», к примеру, между Евангелием от Матфея и евангелием от Иуды как между быком и овцой и это «документы» (умолчим уже о «богодухновенности»)! Не обошлось, конечно, и без контревангелистики. Например, пораженный и возмущенный легковерием читателей, Цельс, римский философ-платоник второй половины II века, друг Марка Аврелия, написал обширное опровержение – в пику жанру, но и он пользовался слухами.

 А то, что главный герой этих евангельских повестей Иисус–мессия стал кумиром религиозным – это эффект неожиданный, побочный и для создания религии осталось только приписать Иисусу христианские заповеди, которые давно существовали в разного рода сектах. Официальная Иудея с оторопью наблюдала развитие культа в Европу, в столбняке глядя, как ее великий Яхве постепенно стал всего лишь слагаемым некоего условного триединства.

 Эрман, положив жизнь на профессиональную работу с Новым Заветом, логично заключает: «Ведь авторы книг, которые впоследствии вошли в Библию, понятия не имели, что их труды войдут в канон. Да и вообще, вполне возможно, даже не собирались создавать Священное Писание. Евангелисты — неизвестные нам по имени грекоязычные христиане, жившие спустя 35–65 лет после традиционной даты распятия Иисуса, — лишь записывали слышанное о жизни Иисуса. Одни из этих рассказов были достоверными, другие — нет. Но евангелисты вовсе не брались за перо, желая создать священный текст для последующего христианства. Их задача была более простой: написать об Иисусе.