Иисус Христос или путешествие одного сознания (главы 1 и 2)

Счастлив от этого шага я был больше, чем несчастлив. Открывалась какая-то духовная свобода и ломался мой монолитный стереотип-"школа-армия-институт-работа". Но быть одному было невыносимо тяжело. Решение жениться пришло бесповоротно. Но на ком? Ира Колмакова на свою свадьбу улетела с дальней комплексной практики, заставив меня последний раз проглотить сухой комок в горле. Лена Никулина была просто товарищем. Ира (с которой я познакомился в больнице)! В последний раз она мне прислала открытку с Новым годом, назвав меня в ней Мишенькой. Но она жила в другом городе. Ее возраст обещал мне, что я буду понят ей целиком. В принятии- у меня не было и мысли об обратном. "Лишь бы уже у нее никого не было,"- думал я.

Поехал я к ней на 23 февраля. Совмещая до трех часов ночи прогулки вокруг здания железнодорожного вокзала с прогулками до ее дома, я уехал домой, оставив соседке бутылку сиропа с запиской о том, что я был проездом.

На работе у нее был телефон. Отбросив желание инкогнитости действия я стал названивать. Соединились мы довольно скоро. Сказав, что я ездил в одну деревню к парню, я сказал, о еще одной намечающейся туда поездке. Она обещала быть дома. Это было на 8 Марта. Вечером, поговорив обо всем, мы легли спать. Она мне постелила в другой комнате. На следующий день мы были раскованней. Мы болтали лежа на диване.

- Ир, я хочу тебя.

Она поморщилась.

-Ты хочешь тело, но ты же не хочешь душу.

Я собрался с силами.

-Я хочу и твою душу.Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она поднялась на локоть и подложив щеку на ладонь с удивлением посмотрела на меня.

-Интересно.Твое предложение уже пятое.Сейчас:1,2...-пятое. И что же мы будем делать? Как мы будем жить?

-Ну, как. Как и жили раньше. Только я перееду к вам, или вы ко мне.

-Пойдем, погуляем.

Я рассказывал ей о своей психике, отце, Павитрине. Она-о своей юности, родителях. Вернулись мы, подружившиеся душами. Мое предложение наполняло теперь наши отношения новым оттенком, несмотря на то, что она мне прямо своего согласия не говорила. Но это было видно во всем, что касалось меня. Я убежал на поезд ночью, делая трехметровые прыжки. Я летел к новой жизни. Близости между нами не было. Она мне как-то была и не нужна и просить ее сейчас мне было неуместно.

По настоятельному совету моего товарища Саши Гостева я устраивался еще работать в Усть-Ивановку -деревню, расположенную в пятнадцати километрах от города, в ее психиатрическую больницу санитаром. С Сашей мы были знакомы 4 года. Он был старше меня на 15 лет. На подготовительное отделение он прошел, едва уложившись в возрастной лимит поступающих. Голова его была светлой. Ни в учебе, ни в действиях ему советчики не были нужны. Она же делала его тело худым и жилистым. В течении жизни у него был собственный имидж неудачника, который давала ему его справедливость и желание помочь делу и людям. Попытки заткнуть щели на предприятиях, где он работал, не находили отклика у его коллег. Пытаясь дать дорогу своим изобретениям, он наживал себе врагов, и изобретения, позволявшие предприятиям сэкономить тысячи рублей, пылились дома, убеждая его в их и своей собственной ненужности людям. Чтобы делать дурную работу-надо не уважать себя. Саша себя уважал и поэтому пошел в институт, надеясь дожить в нем до лучших времен. И дети понимают лучше взрослых и независимо от социального строя и указания начальства. Попал я не в его, а в наркологическое отделение. Саша рассказывал мне, что воюет с медсестрами и санитарами, бесчеловечно обращающихся или допукающих бесчеловечность в обращении с больными. Он и звал меня в помощь, зная мой характер, и заработки обещал неплохие. "Попробуйте мне только тронуть кого",-думал я о санитарах. Как в обычной больнице полов там санитары не трогали. В лучшем случае они просили об этом больных. В худшем-трогали, стараясь так, чтобы обиды последних не просочились вверх по инстанции. По Сашиным словам, бывало, и сестры покрывали младший медперсонал. Но, в общем, мой настрой не имел под собой почвы. Беспомощных дурачков с оставшимися чувствами здесь не было. Мужики, некоторые из которых, наверное без труда могли бы стать серьезным соперником Анатолию Карпову или Петру Стаханову составляли одну половину контингента больных. Вторую половину составляла милиция, не желавшая заводить дел на своих клиентов из-за мелкого состава их преступления. Я опять начал вспоминать свои сержантские привычки. Чувство ответственности за каждого своего подопечного было забытым старым. Тем более, что они тоже были ограничены в свободе. Для медперсонала я был городским. Городскими в отделении были еще 2 сестры. Все же остальные сотрудники были жителями этой или соседней деревень.

Письмо, которое я Ире написал, несло тон уже как бы бывшей помолвки. Я не скупился на чувства, которые раскрывать еще было неудобно, но которые во мне уже были. Я писал, что приеду, как только выпадет окно между дежурствами. Ответ пришел быстро: