Как мы уже говорили, следующий трактат, (Первый) Апокалипсис Иакова,
содержит двойное откровение, данное другому авторитетному лидеру раннехристианской общины, Иакову, брату Господню. Первый раздел – до Страстей, второй – после воскресения Господа. Опять же, Иисус не может пострадать от нападения демонических сил, но Иаков должен готовиться к страданиям. Звучат несколько мотивов, которые появятся и в Евангелии Иуды. «Семь» небес из традиции Писания заменены двенадцатью небесами гностической космогонии, с примечанием, что автору Писания было ведомо далеко не все (V, 25, 26–26, 6). Город Иерусалим – место космической битвы, населенное демонами, откуда Иакову следует бежать (25, 18–19). В очень плохо сохранившемся отрывке, по-видимому, отвергаются жертвоприношения, связанные с Храмом, – всесожжения и приношения начатков плодов (41, 7–15?). Фрагментарная сохранность текста затрудняет его анализ в целом, однако (Первый) Апокалипсис Иакова описывает передачу этого откровения не через Петра и двенадцать апостолов, а через других, например через семерых женщин (38, 12–24). По-видимому, разрыв с иудейским храмовым культом и священством одновременно становится разрывом и с двенадцатью апостолами[1718].В Евангелии Иуды
действие происходит в течение трех дней Страстной недели – и внезапно обрывается на сцене, когда Иуда, получив плату, указывает стражникам на комнату, где скрылся Иисус со своими учениками. Хотя эти страницы плохо сохранились и о содержании их трудно судить с определенностью, создается впечатление, что автор представляет себе эту комнату как-то соединенной с Храмом (58, 10–26)[1719]. И снова текст слишком фрагментарен, чтобы можно было ясно его понять: однако, по всей видимости, дальше читатели должны сделать вывод, что Иуда следует более раннему приказу или предсказанию Иисуса: «Ибо ты принесешь в жертву человека того, что облекает меня» (56, 19–21)[1720]. В отличие от других гностических трактатов, уже нами рассмотренных, в особенности от тех двух, что предшествуют ему в кодексе, в самом Евангелии Иуды отсутствует какая-либо интерпретация событий Страстей. Возможно, писец, который изучал вступительное хронологическое примечание, добавил его в собрание, исходя из того, что эта интерпретация есть.Враждебная позиция Евангелия Иуды
по отношению к двенадцати апостолам, которые здесь оказываются на стороне иудейских властей, а не Иисуса, звучит и в других гностических текстах. Как мы уже видели, в Апокалипсисе Петра сам Петр узнает, что его именем и авторитетом впоследствии станут злоупотреблять позднейшие поколения церковных вождей, преследующие тех, кто не отступает от истины. В Евангелии Иуды есть своеобразное дополнение: здесь самим двенадцати апостолам является видение, в котором они наблюдают, как уводят своих последователей на ложный путь, не сумев избавиться от привязанности к творцу и двенадцати астральным демонам (37, 20–41, 8). Увещание, завершающее этот раздел, утрачено. Из того, что далее Иуде является видение о том, как двенадцать апостолов побивают его камнями, а затем он видит дом, в который может войти только просветленный (44, 23–45, 8), можно предположить, что Евангелие Иуды не предполагало никакой реабилитации Двенадцати, подобной тому, какую мы находим в Послании Петра Филиппу или в Софии Иисуса Христа. Схожее видение есть и в Апокалипсисе Петра, где Петр видит, как священники и народ бегут к нему и Иисусу, словно бы намереваясь побить их камнями (VII, 72, 5–8). Однако в Апокалипсисе Петра Спаситель объясняет Петру, что тот видел на самом деле. Толпа с камнями – это те, кто восхваляет Иисуса, не понимая его учения, пленники «отца их заблуждения», – это явный намек на современников автора, впавших, по его мнению, в лжеучение.По аналогии можно предположить, что в Евангелии Иуды
и двенадцать апостолов показаны отпавшими от истинного учения Иисуса, неспособными разорвать цепи творца и его астральных прислужников. Когда Иисусу говорят, что он притязает на звание «Сына Божьего», Иисус это отрицает. Лишь Иуда понимает, что Иисус произошел от высочайшего божественного эона Барбело и послан Богом, имя которого Иуда не может произнести (33, 21–35, 21). Дальше текст переходит к критике иудейских жертвоприношений (в видении апостолы их дозволяют), а также, возможно, крещения; складывается впечатление, что истинная мишень обличений – таинства более крупной христианской общины. Соблюдение этих ритуалов не поможет душе покинуть владения творца и вознестись в божественный мир, – восхождение, которое совершает Иуда на глазах у других учеников прямо перед заключительной сценой Евангелия (57, 15–58, 2).