Их безумие

- Рэй, - отчего-то шепчет она, - Рэй, кто это такие? Что ты им пообещал за меня? Как ты меня так быстро нашел?

Рэй приподнимается на коленях, легко укладывает ее спиной на диван, наклоняется сверху. Керри лежит, прикрывая грудь тонкими пальчиками. Ее губы, припухшие и нежные, возбуждают. Он понимает, что нельзя. Что ей больно, что она только что чуть не пережила насилие. Он все понимает. Как и то, что он - последний скот, раз вообще о таком думает. Поэтому Рэй отворачивается, пряча безумие взгляда, и говорит глухо:

- Неважно, Кер. Главное, что они тебя больше не тронут.

Он смачивает опять тряпку в чашке с водой, ведет по ее запрокинутому лицу, очерчивая линию скул. Руки его дрожат.

Он решает, что, пожалуй, хватит, и тянется за пледом, собираясь укрыть Керри. Но на полпути она перехватывает его руку и кладет на свою голую грудь.

- Поцелуй меня, Рэй, - просит она.

Рэй смотрит в ее огромные глаза, не подозревая, что в его зрачках отражается ее безумие.

27. Керри

Керри смотрит на склонившегося к ней Рэя, на его напряженное лицо, серьезные, нечитаемые совершенно глаза и отчаянно боится. Того, что он ей откажет сейчас. Просто молча укроет пледом и уйдет.

Ей нужно, до боли, до зуда по всей коже необходимы его прикосновения! Именно теперь!

И она хотела в душ? Одна? Дура!

Никакой душ не заменит осторожные касания его рук, нежные и уверенные. Она только сейчас начинает осознавать произошедшее, словно до этого момента заморозилась и так и провела эти несколько кошмарных часов. Во льду.

И прикосновения Рэя дарят желанную боль. Керри никогда не мерзла до такой степени, чтоб покалывало пальцы, но читала об этом. Русская литература, да. Толстой. Достоевский. У них там, в России, холодно. Настолько, что люди могут замерзнуть на улице. И в одной из книг она прочитала однажды ощущения человека, приходящего с ужасного мороза и отогревающего пальцы возле русской печи. Там у рассказчика кололо пальцы изнутри. Они ныли и болели. Но это была сладкая, нужная боль. Обозначающая, что жизнь возвращается в заледеневшие конечности.

И сейчас Керри кажется, что она так же с мороза пришла в теплое помещение. И касается горячего. От ладоней Рэя идет жар. От его глаз идет жар. И тело колет. Везде. Там, где он касается. И там, где ей хочется, чтоб коснулся. Где необходимо, так необходимо сейчас! И, если он прекратит это делать, Керри не отогреется. Умрет от обморожения.

Она что-то спрашивает у него. Неважное. Что-то неважное. И не ждет ответа. Вернее, ждет, но не такого.

- Поцелуй меня, Рэй, - просит она, перехватывая его ладонь и бесстыдно укладывая на свою грудь. - Поцелуй, прошу.

И сглатывает мучительно, когда он замирает. Словно решая, что делать дальше. Подчиниться ее просьбе? Отстраниться?

Ей нужно первое.

И поэтому она медленно, не отрывая от него взгляда, скользит пальчиками по животу, вниз, расстегивает болты на джинсах, один за одним. И дотрагивается до себя там. Где холодно. Где нужно его прикосновение. Его пальцы.

Он следит за ее движениями, зрачки расширяются все сильнее и сильнее, словно не веря в то, что происходит. А потом...

Потом его ладонь накрывает ее пальцы , уже забравшиеся в джинсы, а вторая сжимает грудь. Больно. Это больно. Но Керри чувствует, как живительное тепло распространяется по телу, толчками. Она выгибается и стонет. И глаз не отрывает от него.

А дальше Рэй срывается. Джинсы летят в сторону, и Керри стонет и всхлипывает от тяжести его тела на себе, острой и желанной. От поцелуев, несдержанных, как и он сам, грубых и жестоких. Он, как всегда, не думает о ней. А не надо! Ей не надо! Он кусает в шею, вгрызается, словно сожрать хочет, поглотить целиком, одновременно с укусами толчком врываясь в нее, сразу беря жестокий темп, от которого ноги Керри, закинутые на плечи Рэя, сотрясаются и подпрыгивают. Это не секс. Это вообще не секс. Это лечение. А лечение не всегда бывает приятным. Но всегда необходимым.

И Керри только прижимается крепче, только закусывает губу от очередного болезненного движения, от того, как сильно он сжимает ее, как целует-кусает, как смотрит.

Рэй каждым своим движением заставляет ее забыть о чужих, мерзких прикосновениях, гадостных поцелуях, отвратительных словах. Он заменяет эти воспоминания другими, вытесняет то, что произошло, новыми впечатлениями, более острыми, более горячими. Нужными. Правильными.

И Керри ощущает себя так, словно всем телом прислонилась к той самой пресловутой русской печи, которую она, наверно, никогда в жизни не увидит. Но ей и не надо. Рэй - ее источник тепла. Источник жизни.