— Видишь ли, — начала Жанна, точно оправдываясь перед Гундегой, — в тот момент у нас в полеводческой бригаде было мало работы. А Олга разрывалась на части. Вот я и пошла проведать её, помочь. А потом взяла группу. Первое время боялась, как бы хрюшки не откусили пальцы. Арчибалд прибегал смотреть по три раза за день. То у какого-нибудь поросёнка синяк обнаружит, то солома слишком сыра, да соблюдаю ли я норму дачи кормов… И тут я убедилась, что мой добродушный Арчибалд довольно въедливый тип…
В этот момент открылась дверь и вошёл сам Арчибалд. Жанну это, по-видимому, нисколько не взволновало, зато Гундега смутилась.
— Продолжай, Жанна, — насмешливо сказал Арчибалд. Значит, он слышал последние слова. — Ты уже успела рассказать Гундеге, как в первый же день я застал свою сестрёнку в окружении поросят плачущей в большой загородке?
Видимо, в словах Арчибалда была известная доля истины, потому что Жанна вспыхнула.
— Убирайся, Арчибалд! — проворчала она, повернувшись к нему спиной, и, не придумав ничего более обидного, по-детски прибавила: — Я с тобой больше не разговариваю.
Гундега решила, что теперь они поссорились, но после недолгого молчания Арчибалд вдруг начал смеяться, и Жанна покосилась на него.
— Чему ты смеёшься?
— Разве тебе не всё равно? Ты же сказала, что больше со мной не игра… то есть-не разговариваешь.
Жанна замолчала.
Поздоровавшись с Гундегой, Арчибалд сел напротив, по другую сторону стола.
— Вы случайно не играете в шахматы, Гундега?
Она покачала головой, слегка удивившись такому вопросу.
— Не имею ни малейшего представления. Понимаю только, что один побеждает, другой проигрывает, или никто не побеждает. Погодите, как это называется?
— Ничья. М-да, жаль…
— Почему жаль?
— В нашей команде нет ни одной женщины-шахматистки.
— Разве Жанна не умеет?
— Жанна умеет играть только в свиней.
— Арчибалд! — Жанна уже с трудом удерживалась от смеха. Но Жанна не была бы Жанной, если бы могла долго оставаться серьёзной и надутой. В конце концов она фыркнула и, подскочив к брату, небольно забарабанила маленькими кулачками по его спине, приговаривая:
— Я играю в шашки, играю в волейбол, играю на пианино, я играю…
— …в прятки, — перебил Арчибалд, увёртываясь от её кулачков.
— А на гитаре ты не играешь? — почему-то спросила Гундега.
Воинственный пыл Жанны мгновенно угас:
— Что, и ты надо мной издеваешься?
— Нет, Жанна, я ведь так… Просто пришло на ум. Дагмара играет на гитаре.
— Кто это?
— Приёмная дочь тёти Илмы.
— О, я её, наверно, видел на вечере, — отозвался Арчибалд. — Красивая брюнетка? Чёрная роза…
Жанна фыркнула.
— Подумаешь, какое сравнение! Чёрная роза! Если в тебя влюбится какая-нибудь девушка, ей, пользуясь твоим сравнением, придётся сказать о тебе — цветущий телеграфный столб!
— В тебе, сестрёнка, просто говорит зависть.
— Конечно, — чистосердечно призналась она, — как и всякая некрасивая девушка, я завидую красавицам. Но то, что она играет на гитаре, мне нравится.
Неожиданно в Жанне опять произошла перемена. Упрямое выражение её лица смягчилось.
— Мне так хочется иногда сесть за пианино. Слушаю радио, а пальцы сами собой шевелятся. Тогда остаётся только один выход — я насвистываю.
Она вздохнула.
— Пойду в клуб и запишусь в самодеятельность. Пусть берут меня аккомпаниатором. Как ты думаешь, Арчибалд?
— Что мне думать? Иди и записывайся.
Жанна покосилась на брата.
— Тебе и так нередко случается оставаться без горячего ужина, на сухом хлебе. А если я ещё меньше буду находиться дома…
— Я куплю поваренную книгу, Жанна, — сказал покорный судьбе Арчибалд.
— Ах, Арчибалд, никчёмная у тебя сестра. Права была мама, говоря, что у меня ветер в голове…
Матисоне приоткрыла дверь.
— Хотите посмотреть телевизор? Сейчас начнётся фильм.
Жанна с Арчибалдом отказались — они видели этот фильм в клубе. Зато Гундега с радостью согласилась. Комната Матисоне выглядела по-прежнему, только вместо ёлки стояла глиняная ваза с ветками орешника; серёжки усеяли скатерть жёлтой пыльцой.
Они смотрели фильм вдвоём. Случайно повернув голову, Гундега заметила, что Матисоне пристально смотрит на неё.
— Вы мне что-нибудь сказали? — спросила она немного смущённо.
Матисоне улыбнулась.
— Я совсем не хотела вас беспокоить, Гундега, но у вас такое сияющее лицо…
Гундега потупилась и, словно извиняясь, проговорила:
— Я так давно не видела кино.
Когда передача окончилась, Матисоне сказала:
— Это хорошо, что вы пришли к нам хоть в гости и посмотрели телевизор. Не стесняйтесь, приходите чаще. Мы нередко просиживаем вечера втроём. Придёте вы — нас будет четверо.
Было уже поздно, и Гундега решила, что надо или сейчас же говорить о том главном, ради чего она пришла сюда, или проститься и уйти. Наконец она осмелилась:
— Я ведь не просто так к вам пришла.
— Ну, ну, говорите, что за нужда?
— Вы мне как-то предлагали работать на ферме. Вот я и…