Их было трое (сборник)

садили в круг.

280

Суд начался. Гриша произнес гневную обвинительную

речь. Митюхин покорно сидел на охапке соломы: куда

попрешь против воли солдат?

— Граждане судьи! — говорил Микитенко.— Вы по-

смотрите на эту жадную личность! (он имел в виду лицо

обвиняемого). Ведь она больше макитры! А пузо!.. Разве

ж это казак?

Па мясистом круглом лице Митюхина выступили кап-

ли пота, хотя было прохладно.

— Граждане судьи!—говорил трагическим полуше-

потом «защитник» Стринжа,— вы посмотрите на эти не-

винные младенческие глаза... И, уходя в вашу совеща-

тельную комнату, не забудьте, что лошадь—и та спотыка-

ется...

«Граждане судьи» — Казиев и Калданов — под воз-

действием прочувствованной речи «адвоката» начинали

деланно всхлипывать, а под конец Закйр махнул рукой

и окончательно расплакался. В унисон истошно голосил

Рахим..

Хохот стоял невообразимый. Но суд продолжался. У

командира полка шло офицерское совещание, и казачья

«вольница» не имела ограничений.

Снова говорил «прокурор». «Эксперт» зачитал опись

трофеев Митюхина. Чего там только не было? Латунные

и оловянные наконечники от снарядов, пуговицы, кривые

обойные гвозди, желтоватые бриджи венгерского гусара,

румынская мазь от клопов, обойма от венгерского авто-

мата, зажигалки, ложки, вилки, сапожные щетки... Всего

и не перечислишь. Среди хлама — несколько ручных ча-

сов, маленький «вальтер» с коробочкой мелких, как тара-

каны, патронов.

Суд решил: хлам закопать в землю, часы (за исклю-

чением тех, что на руке Митюхина) сдать в полковую

казну, начфину или заместителю командира по тылу,

оружие — командиру.

Приговор обжалованию не подлежал. На том месте,

где закопали скарб заядлого трофейщика, «судисполии-

тель» поставил осиновый кол.

Посрамленный Митюхин долго ни с кем не разгова-

ривал, держался особняком. Прошли дни, месяцы, и

никто не видел, чтобы он когда-нибудь вновь проявлял

интерес к барахлу. В «приговоре» произнесена и такая

суровая фраза:

281

— Не выполнишь волю товарищей — напишем письмо

в твою станицу, и ляжет на тебя великий позор. Будь

настоящим казаком!

Рассказывали, что Митюхии со временем стал им.

Впрок пошла солдатская наука!..

«Ржавый листопад»

Гвардейцы — казаки и танкисты — уже десятки раз

подтвердили, что конно-мехаиизированная группа спо-

собна делать чудеса.

Это был многоязыкий огромный коллектив, в котором

общая, «роевая» жизнь управлялась не одними боевыми

приказами, а высшими принципами поведения в бою.

Группа генерала Плиева -перебрасывалась с одного

фронта на другой. Там, где не хватало артиллерии, но

нельзя было откладывать наступления (а враг- оборо-

нялся отчаянно), приходили на помощь войска КМГ или

отдельные кавкорпуса, которые действовали самостоя-

тельно и тоже заслужили звание гвардейских (вся со-

ветская конница Действующей армии была гвардейской).

Они являлись как бы «ключом», чтобы открыть изнутри

крепость вражеской обороны. Совершали дерзкие флан-

говые маневры, парализовали «кровеносную систему» не-

мецко-фашистских дивизий, корпусов и армий. Не пото-

му ли враги в своих газетах, в речах по радио, в листов-

ках кляли на чем свет стоит советских казаков?

30 марта 1945 года, накануне выхода войск КМГ к

восточным скатам Малых Карпат, во многих частях по-

бывал лектор из политуправления 2-го Украинского

фронта подполковник Шабашов. Прежде он служил зам-

политом командира кавалерийского полка во 2-м гвар-

дейском кавкорпусе. После ранения учился в Москве. Это

был истинно солдатский пропагандист. Он ходил по зем-

лянкам, подолгу сидел у костров с записной книжечкой.

Рассказывал такие истории, что слушать их солдату —

хлебом не корми. Недешевые анекдоты, факты, под-

твержденные документами. Порой казаки смеялись так,

что дежурный по эскадрону или полку издали призывал

всех к порядку, но, узнав в чем дело, возвращался к

молчаливой семье полевых телефонов.

282

Подполковник Шабашов хорошо знал язык противни-

ка. Он брал с собой целую пачку фашистских газет и

бегло переводил. В одной из них он показал напечатан-

ный портрет человека с небольшой круглой бородой, как

у Дениса Давыдова, с диким взглядом и надменно сомк-

нутым ртом. Под фотографией подпись: «Ярый больше-

вик, советский генерал Плиев». В комментариях к липо-

вому портрету говорилось:'

«Долго он водил за нос некоторых недальновидных

(ныне смещенных или преданных полевому суду) генера-

лов, не оправдавших высоких надежд фюрера. Долго он

со своей конной армией бесчинствовал в наших тылах. А

теперь попался! Его дикая орда окружена со всех сторон,

и выхода нет. Читайте в ближайшем номере «Зол-

дат Цайтунг» сообщение о захвате в плен Плиева

Исса».

— Не первый раз,— говорил Шабашов,— перед тем,

как вы захватили Раздельную, они тоже писали.

Несколько поздней нечто подобное в другой газете —

о Рокоссовском. Наконец, маленькая хроникерская замет-

ка: «Массированный налет имперской авиации на скопле-

ние русской кавалерии. Командующий казачьей армией

генерал Исса покоится под руинами Одессы... Так будет

и с другими!..»

Шабашов свернул газету, посмотрел на часы — время

доклада. А кругом сыпались вопросы:

— Чей же портрет — с бородой — напечатали?

— Это >у них спросить надо.