Их [колючая] роза (СИ)

— Зачем, Спартак? — спрашиваю одними губами, не дыша.

— Хорошая попытка, розочка, — он вкладывает в мою руку пистолет и подходит к Мередит. — Имей в виду, что один мой брат всё ещё вне поля твоего зрения…

Он идёт к двери, та открывается, словно сама, а я, кажется, готова потерять сознание. Мередит одаривает меня взглядом превосходства, вожделенно припадает к стеклу и на её губах играет совсем другая улыбка. Предвкушающая. Нетерпеливая. Жаждущая зрелищ.

В моей руке пистолет. Передо мной та, кому я с удовольствием бы пустила пулю в лоб, хоть и не представляю, какого это, убить человека? Наверное, страшно. Наверное, ты умираешь сам внутри, когда лишаешь кого-то жизни. А может нет? Может не стоит так глубоко копать, если представить, что передо мной грёбаное бесполое существо, без души и сердца? Я всего лишь избавлю мир от одного ненужного человека, который только портит жизнь другим. Которое живёт за зря поглощая кислород. За стеклом появляется Спартак, и я чувствую, как по щекам текут слёзы. Не смогла. Не получилось уберечь. Мои знания бесполезны. Мы в логове зверя. Сами угадили в пасть к монстру, которому осталось только клацнуть зубами, чтобы оборвать наши жизни. Вон она, моя душа, в той комнате, и там же моё сердце. За стеной, докуда мне не добраться. Откуда я не смогу их вызволить. В заточении.

Глава 54

Спартаку пристёгивают левую руку к стулу. Он не смотрит по сторонам. Не разговаривает. Просто делает то, что велено. А затем в комнату вталкивают мужика. Щуплого, трясущегося и с опаской озирающегося по сторонам. Он похож на забитого перепуганного кролика. Его точно так же пристёгивают с противоположной стороны стола.

— Стойте. Не надо, прошу! Я всё верну! Я отыграюсь! Я заплачу вам всё до копейки.

— Играй сейчас, — выговаривает мужской голос в их комнате. — Плати сейчас.

— Нет, пожалуйста! Дайте время.

Мужчина яростно мотает головой, из его глаз текут слёзы и он, не переставая дёргает рукой в наручнике, в бессмысленной попытке выбраться.

Спартак же, сидит спокойно. Никак не реагирует на мольбы человека. Он не обращает на него внимания.

Я смотрю на всё словно через дымку. Не хочу верить, что это происходит на самом деле. Не понимаю, как так получилось? Не могу осмыслить всю трагично ситуации. Потому что если осознаю, то попросту сойду с ума.

Четвёртый человек в комнате, который затолкал должника, встаёт около стола, встряхивает чёрный мешок и лезет в него рукой. Что-то зачерпывает и взвешивает на ладони. Берёт револьвер. Вставляет один патрон. Потом второй. Третий. Затем на секунду задумывается, но всё же вставляет четвёртый. Прокручивает барабан и размещает около себя. Вынимает из кармана кости.

— Кто начинает?

Спартак кивает на мужичка, который испуганно вздрагивает, когда перед ним на стол кладут два кубика.

Всё происходит стремительно. Или это я заторможено слежу за происходящим, не поспевая анализировать.

— Что это? — еле выговариваю, желая проснуться.

Хочу, чтобы это оказалось кошмаром. Неприятным, болезненным сном. И после пробуждения, хочу оказаться среди близнецов. Всех троих. Улыбающихся и… здоровых.

— Одна из разновидностей русской рулетки, — с придыханием озвучивает Мередит мою первоначальную догадку. Она даже не поворачивается ко мне, чтобы не упустить ни секунды действия. Я ей уже не интересна. — В барабане есть как холостые, так и настоящие патроны. Каких сколько, никто не знает. А также, есть пробелы, так как рефери вставил всего четыре патрона. Он не имеет права вставлять меньше двух. А кости… — она с таким упоение рассказывает об этой сраной игре, будто детищем своим хвастается. — Всего лишь честный шанс стрелять первым.

Честный шанс? Господи, как в подобном случае можно говорить о честности? То, что происходит сейчас со Спартаком — честно? Он платит за свои грехи? Кому? Этой стерве? Не он там должен сидеть, а она!

Мужчина сопротивляется. Мотает головой. Почти скулит. И рефери не выдерживает. Достаёт свою пушку из-за пояса и наставляет на него.

— У тебя есть пусть и мизерная, но возможность выжить. Но если выстрелю я, шанс умереть стопроцентный.

Мужик хватает кости, нервно косясь на дуло у виска. Трясёт их в ладони, но не справляется с волнением, и они выпадают из руки практически плашмя.

— Два и три, — комментирует судья.

— Для кого он это говорит? — зачем-то спрашиваю, наверное, чтобы не мариноваться в собственных мыслях.

Я уже ног не чувствую. В глазах всё плавает от перенапряжения. Я словно сама в той комнате, за тем столом. Я не знаю, как с этим справляться?

— Для зрителей…

Я сразу перевожу взгляд на потолок. Там в каждом углу по камере.

— Они делают ставки. Кому сегодня повезёт.