Ихтамнеты

– Товарищ подполковник, – дерзко повысив голос, обратился он к командиру-советнику, – я на войне не четыре раза, но людей потерять успел достаточно, чтобы смириться с дальнейшими потерями, а потому прошу выслушать наши соображения относительно укрепления позиций и подготовки к возможному наступлению или прорыву со стороны противника.

– Какое наступление? Какой прорыв? Савин, ты с дуба рухнул? Российская армия под Киевом и Черниговом хохлов за все яйца держит вот так, – Близнец помахал сильно сжатым кулаком перед лицом Савы и продолжил, брызжа слюной и постепенно повышая тональность до фальцета: – Откуда такой умный взялся? Иди и уведи своих балбесов на позицию, и стойте там до моего приказа.

– Тогда можете снимать с меня офицерские звёзды и переводить хоть в командиры отделения, хоть в рядовые. Я на себя ответственность за гибель парней брать не собираюсь. Дайте бумагу, напишу рапорт прямо здесь.

Близнец не успел снова разразиться угрожающей тирадой, как вдруг в разговор вступил Чалый, скрипучий, посаженный голос которого вынуждал замолкать собеседника, дабы услышать и понять сказанное:

– Товарищ командир, я понимаю, что вы много знаете, и мы хотим верить, что у вас информации больше, чем у нас, но я на этой войне с пятнадцатого и не стал бы приходить сюда с мужиками, чтобы поддержать их. Сава прав, и я прошу послушать хоть меня.

– Я тебя знаю, – обернулся Близнец лицом к Чалому. – Это ведь ты командовал там, на блокпосту, и в карауле на элеваторе? Тебя ещё россияне хотели наградить и с собой забрать на контракт.

– Не знаю, что там и кто хотел, но я тут, рядом со своим взводом, и очень хочу порадовать жену, вернувшись домой живым и здоровым.

– Ладно. Тебе разрешаю, – смилостивился Близнец, и все с надеждой обернули взоры на Чалого…

* * *

В эту ночь на позиции Савина действовал новый график, а первая смена ушла на дежурство, вооружённая не только штатным оружием, но и штыковыми и совковыми лопатами. Первой парой на левый край в качестве наблюдателей пошли Чалый и его дневной напарник, пулемётчик Валерка. На правом краю за обгорелыми останками некогда шикарного коттеджа и развалинами гаражей разместились Виталик Семионенко и Серёга Мэтр. В двухстах метрах позади, и справа, и слева, началось окапывание на запасных позициях.

Очень кстати начались безлунные тёмные ночи, но ещё лучшим подарком для бойцов стала неожиданно начавшаяся

контрбатарейная дуэль между российскими и украинскими расчётами, где Суворовка со всеми её блокпостами и штабом гарнизона оказалась между дуэлянтами посередине, прямо под линией огня. Свистело и летало где-то высоко над головой, создавая шевелящийся купол мечущихся туда-сюда боеголовок разного калибра и кучности. Россияне крыли чаще и громче. Огонь на окраинах Харькова разгорался новыми всполохами от реактивных ударов. Ответы были, но реже, хотя нужно полагать, что прилёты по российским позициям имели не менее разрушительные последствия. Враг силён, и с этим нельзя не считаться. Да и огневая техника со школой артиллерийской подготовки родом из одного Советского Союза. Вот такой исторический хариентизм, или, по-русски говоря, мрачная насмешка скорбной судьбы одной славянской семьи.

Под грохотание «бога войны», занятого более важными делами, нежели позиция Савина, и под покровом ночи в течение двух суток вторая линия обороны была готова и замаскирована. Днём, когда украинские дроны-разведчики подлетали к позиции, они могли наблюдать ту же картину, что и всегда: линия обороны прежняя и никаких изменений в расположении редутов и дзотов нет. Ночью проходила рекогносцировка и начинался другой режим работы подразделения.

Кому-то вспомнился анекдот о том, что якобы Суворов в ночь перед боем выводил солдат на предстоящее поле сражения и те лопатами и кирками меняли ландшафт. Утром враг приходил, не узнавал местности, терялся, входил в ступор и получал по сусалам…

Распределив солдат по квартирам согласно графику боевого дежурства, Сава принял решение выставлять по одному человеку из отдыхающих на час у подъездов. Всегда спокойнее спится, когда кто-то снаружи стережёт твой покой и короткий сон.

За полночь Сергей набрасывал на плечи и голову плащ-накидку и отправлялся на позиции – проверять работу копателей и дежурство наблюдателей.

– Славянск, – произнёс Чалый навстречу двигающейся в темноте между кустов полусогнутой фигуре.

– Одесса, – отозвался на пароль Сава.

Сполз в окоп, пожал руку седому сержанту, и оба скрылись в блиндаже. Валерка остался снаружи, продолжая сверлить непроглядную темень глазами и чутко вслушиваясь в тишину украинской ночи. «Тиха украинская ночь… Но сало надо перепрятать», – вспомнился ему шуточный перевёртыш пушкинского стиха из «Полтавы». Вот стоит в окопе солдат, прильнув к заряженному и взведённому пулемёту, всматриваясь в чёрный горизонт вражеской стороны, и улыбается чёрт-те чему. Смешно и глупо, ей-богу. Хорошо, что никто не видит.