Ихтис

Павел повернулся спиной к оврагу и побрел в гору, ориентируясь на купола Троицкой церкви. На ходу мысли потекли быстрее, и подумалось: откуда Демьян Черных знал о тайной силе? Для чего рассказал о ней бывшему ссыльнопоселенцу? Облегчить душу перед смертью? Или, как водится в старинных поверьях, некому было передать собственную колдовскую силу?

«Пошлите в церковь мальчика черненького аль девочку рыженькую. Пусть одну ночь проведет в церкви, жжет свечку и читает Псалтырь…»

Где же тогда находился его внук, Степан?

Павел остановился и оглянулся через плечо, словно опасаясь, что по его следу ползут тени-щупальца. Вдруг захотелось закурить. Павел облизал губы, уже ощущая во рту табачный привкус, и сам удивился этому. Он пробовал курить еще в далеком отрочестве, по наущению брата, но не успел приобрести привычки. А потом трагедия разделила жизнь на «до» и «после», и Павел обходился лошадиными порциями кофе и жевательными конфетами. Он сунул руку в карман, но нащупал только старый скомканный фантик. Павел вытащил его, покатал между подушечками пальцев и отбросил в сторону жестом, каким когда-то Андрей выбрасывал окурок.

В Пуле затрещали помехи, и Павел схватился за колесико, регулируя громкость. Поэтому не услышал, как из-за поворота вынырнул мопед и знакомый голос во все горло закричал:

– Эй, дядя! Посторонись, дядя!

Павел отпрыгнул в последний момент, когда ноги обдало прыснувшей из-под колес щебенкой. Мопед вильнул в сторону, объезжая Павла по дуге, и остановился. Кирюха взлохматил вихры и набычился.

– Вот рассеянный с улицы Бассейной! – воскликнул он и покрутил пальцем у виска. – Не слышал, что ли?

– Не слышал, – помехи, наконец, прекратились, а привкус табака пропал, и Павел с облегчением выдохнул и улыбнулся пареньку. – И горазд же ты гонять!

– А вы так под колеса ко мне и лезете, – буркнул пацан. – Мало мертвяков на сегодня?

– Ну извиняй! – Павел поднял обе ладони. – Тяжелый день, все мысли из головы не идут. Кто бы мог сделать такое?

– Что тут думать! – фыркнул Кирюха. – А то у Захара мало недоброжелателей! Это только с виду все перед ним на пузе ползали, а что за глаза говорили? У-у! Может, смерти и не желали, а уж проклинали по-черному. Даже те, кто рядом. Да вот взять хотя бы Степана…

Он вдруг прикусил язык и ухватился за руль. Щеки побелели, глаза поблекли и вылезли из орбит.

– Давай, дядя! – хриплым от страха голосом проговорил Кирюха. – Поеду я, мне тут надо продуктов у Лешихи взять, а еще…

Павел шагнул вперед и ухватил пацана за промасленный рукав.

– Стой!

Мысли понеслись галопом. Если Демьян Черных, прослывший на деревне колдуном, передал знание о силе не родному внуку, а чужаку, то не мог ли Степан за это ненавидеть Захария? Увивался рядом, прислуживал, выжидая удобного случая. Что он делал этой ночью? Павел вспомнил неподвижную фигуру, подсвеченную луной, и извилистые тени, клубящиеся вокруг Черного Игумена.

– Вот что, Кирилл, – твердо сказал Павел, вынимая из кармана бумажник. – Предлагаю тебе тысячу за неделю пустяковой работы.

– А что надо делать? – Кирюха шмыгнул носом и покосился на протянутую купюру.

– Ерунда! – усмехнулся Павел. – Ты парень местный, юркий. Людям продукты возишь, помогаешь, чем можешь. Всего-то и нужно, что время от времени на Червонный кут поглядывать и запоминать, когда Степан Черных из дома выходит, куда уходит и во сколько возвращается.

Кирюха, протянувший было руку, дрогнул и затравленно глянул на Павла.

– За Черным Игуменом следить? Да ты спятил, дядя?

– Еще пятьсот, – тот вынул вторую купюру. – И столько же, если увидишь что-то необычное. И по рукам.

Кирюха часто задышал, заозирался по сторонам, потом цапнул деньги и сунул за пазуху.

– Идет! – буркнул он. – На что только не иду ради тебя, дядя! А все потому, что здорово ты на моего батю похож! Вылитый просто!

– И ты мне нравишься, – Павел улыбнулся и потрепал парня по плечу. Хотел сказать, что Кирюха похож на покойного брата, но не стал. Вместо этого вспомнил еще: – И второе. Среди этих… Краснопоясников… девушку одну встретил. Молодая, симпатичная, на цыганочку похожа. Так если еще и за ней присмотришь, на исходе недели еще сотню накину.

Глаза Кирюхи блеснули лукавым огнем.

– Никак, влюбился?

– Вроде того. Теперь ты мои глаза и уши. Если что заметишь…

– Сразу к тебе, дядя! – понимающе кивнул пацан. – Только близко подходить к Краснопоясникам не буду, уж не обессудь. Если что – я не я, телега не моя. Понял?

– Договорились!

Они деловито пожали друг другу руки.

– И еще одно, – вспомнил Павел. – Нужно кое-что узнать про вашу деревню. Слышал, из старожилов у вас самая древняя некая Латка. Как бы повидаться с ней, не знаешь?

– Латка-то? – Кирюха почесал затылок и озадаченно нахмурился. – Вообще Лукерья Тихоновна она, и повидать-то ее можно, да только без толку это.

– Почему? Я бы смог ее разговорить, – Павел улыбнулся, но ответной улыбки не получил. Вместо этого Кирюха вздохнул, почесал подбородок и ответил:

– Да потому что, дядя, нет уже в живых нашей Латки. Померла она прошлой зимой.

14. Похороны