Св. патриарху Герману (715-730) мы обязаны первой письменной реакций на начавшийся натиск иконоборцев. Он был патриархом Константинополя в то время, когда император Лев III «принялся говорить об устранении священных изображений»[438]
. Герман, как сообщают, умолял императора: «Да не совершится, о государь, сего несчастья в твое правление. Ибо кто хочет исполнить сие, тот есть предтеча Антихриста и противник спасительного воплощения Божия»[439]. Кто отвергает иконы, отвергает вочеловечение, — так были убеждены все иконопочитатели. В одном из своих посланий Герман излагает этот довод, и в дальнейшем иконопочитатели будут без устали его повторять:«Мы дозволяем писать иконы, исполняемые воском и красками, не для того, чтобы извратилось совершенство богослужения. Ибо от невидимого Божества мы не делаем ни икон, ни изображений, ни каких-либо изваяний, поскольку даже высочайшим ликам святых ангелов невозможно полностью постигнуть или исследовать Божество. Однако Единородный Сын, сущий в недре Отчем (ср. Ин 1,18), возжелав избавить собственное творение от смертного приговора, по совету Отца и Св. Духа милостиво соизволил стать человеком. Он причастился нашей плоти и крови, быв подобен нам во всем, кроме греха, как и пишет великий апостол (Евр 4,15). По этой причине мы изображаем Его человеческие черты, как Он, будучи человеком, выглядел по плоти, но не по Его непостижимому и невидимому Божеству. Ибо мы чувствуем потребность изобразить, во что веруем, а именно что Христос не мнимо, не как сень стал человеком.., а реально и истинно и во всем полностью, исключая грех, насеянный в нас лукавым. В духе этой твердой веры во Христа мы и изображаем черты (χαρακτήρα) Его священной плоти на иконах и почитаем их и оказываем им подобающее уважение, ибо чрез них поминаем Его животворящее и неизреченное вочеловечение»[440]
.Иоанн Синадский, которому Герман направил это послание, был архиепископом территории, где уже проявились определенные иконоборческие тенденции. Один из епископов этой церковной провинции, Константин Наколийский, поведал патриарху о своих сомнениях по поводу иконопочитания. Константин Наколийский был убежденным иконоборцем. Если и будет преувеличением считать его зачинателем иконоборчества, то тем не менее он, вероятно, сыграл отнюдь не второстепенную роль[441]
.Главное возражение Константина Николийского против священных изображений — это ссылка на недвусмысленный запрет в Ветхом Завете (Исх 20, 4). Отсюда он заключал, что нельзя поклоняться
Для него, как и для его последователей-богословов, икона всегда поначалу есть образ лица. Если на картине представлен ложный бог, несуществующий божок, — то перед нами идол, изображение болвана[444]
. Если же речь идет об иконе Иисуса Христа, Богоматери или кого-либо из святых, то такие изображения заслуживают почитания, поскольку почитаемы и сами изображенные лица[445].Разрыв между этими двумя позициями был настолько велик, что взаимное понимание казалось невозможным. Иконопочитатели были шокированы тем, что кто-то вообще дерзнул уподобить почитание священных изображений — идолопоклонству. «Никаких сравнений Храма Божия, то есть Его Церкви, с идолами!»[446]
. Иконоборцы, со своей стороны, настаивали на строгом проведении в жизнь ветхозаветного запрета на изображения.Проходили бесконечные дебаты относительно действенности этого запрета. Продолжает он действовать сейчас, как и во времена Ветхого Завета? Или же он относится только к заповедям Моисеева закона, отмененным Христом в Новом Завете? Подобная дискуссия не утихнет вплоть до завершения эпохи иконоборчества[447]
. А решение вопроса иконопочитателями останется такое же, как его изложил патр. Герман: Христос даровал нам истинное Богопознание, и этим Он избавил нас от заблуждения идолопоклонства[448]. Согласно Герману, нынешнее положение — совсем иное, чем во времена Закона. Когда Бог обращался к своему народу в Хориве[449], не было показано никакого образа; теперь же Бог открылся нам во плоти, так что вера теперь идет не только от слышания, но и чрез чувство зрения запечатлевается в сердцах тех, кто смотрит на Христа[450]: вочеловечение, таким образом, все преобразовало; Бог имеет теперь зримые отражения, и эти «отражения (χαρακτήρα) Его священной плоти» мы можем наблюдать.