Иконников

Так, разговаривая, мы спустились к реке. День обещал быть самым радужным. Нежные бледно-лиловые облака красиво облегали синеватые вершины, как гроздья спелого винограда, ветер едва-едва касался их, да они, кажется, и не собирались никуда двигаться. По бокам ближних гор быстро стекала акварельной краской матовая зелень, и лишь у наших ног она останавливалась. Разросшиеся платаны, казалось, спали, положив головы друг на друга, и лишь краешком уха слушали тишину. Мы с Учителем миновали какой-то каменный мостик, из-под которого пахло кисло-серным источником, и стали подниматься в гору. Ещё издали я заметил как будто выложенную кем-то стену, напоминающую местами раскинутый кем-то по горам виноградный плетень. «Должно быть, остатки какой-нибудь старинной крепости», – решил я, но ошибся.

– Это, вероятно, китайская стена? – сказал я, желая слегка польстить самолюбию Учителя, когда мы подошли вплотную к стене.

Но всякому броскому сравнению едва ли не оборотная сторона – неудовольствие. Он промолчал. Мы продолжали молча идти вдоль стены, выложенной из обычного камня. Наконец он взобрался на один из них, поставил ногу на другой и долго вглядывался куда-то вдаль, заложив руки за спину. Его невысокая ладная фигура как-то особо была привлекательна в этот момент, его распущенные волосы слегка колыхал ветер – он был красив, как римский оракул.

– Да, это стена… – как бы издалека, из лилово-голубой дали отозвался он.

7-го августа

Сегодня мой Цдзень отрабатывал упражнение под названием «Ю». Это по имени его учителя. Странные на востоке имена. Я встречал человека, фамилия которого состояла из одной буквы О. Это упражнение, похожее более на эквилибристику со шпагами, чем на приёмы, скажем, из тхэквондо, хотя ни тем, ни этим тут и не пахло (я держал в руках недавно книгу восточных единоборств и не нашёл ничего похожего на это). Но вернёмся к Цдзяну. Он настолько был поглощен своим занятием, что не сразу заметил мое присутствие. И очень хорошо, т. к. я, наверное, не смог бы скрыть своего смущения. А оно было вызвано вот чем: почти голый и босой он расхаживал между четырьмя ивовыми в палец толщиной прутьями метровой высоты. На конце каждого прута был металлический наконечник. По лицу Учителя было видно, что он ищет в себе некоей опоры и концентрируется на ней. В момент максимального сосредоточения он перепрыгивал через прут, стараясь приземлиться у очередного прута таким образом, чтобы он оказался у самых ягодиц. Наконец он сделал характерное движение руками и с шумом выдохнул воздух через рот.

– Это не упражнение из тхэквондо, – пояснил он мне. – Вам может показаться это странным, – он указал глазами на торчащие смертельные прутья, – но это лучи моей жизни…

– Лучи? – переспросил я, поразившись необыкновенному сравнению.

– Да. Не в моём характере похваляться этим, но это сделает далеко не каждый.

«Это» он сказал с таким упором, что имелись в виду не только эти смертельные иглы, но что-то несравненно большее.

– Если хочешь познать себя, читай Конфуция, а хочешь быть твердым, как сталь, то нужно каждый день делать это, – сказал он и начал вынимать из колчана остальные «лучи жизни», не обращая ни малейшего внимания на то, как чуть пониже левой ягодицы сочилась кровь.

Это начало принимать оборот детской игры в «ножичек». Помните? Когда нож должен с молниеносной скоростью пронзить пространство между растопыренными пальцами. Впрочем, в любом серьёзном занятии есть элемент игры.

7—8-го августа

Прошло несколько дней, похожих на бесконечное моление простоте, свободе, тишине и краскам природы. Выражаясь языком Сальвадора Дали, какое-то параноидально-молитвенное состояние наполняет меня. То, что происходит за соседней горой, кажется, для меня не тайна – я отчётливо вижу, как там ходят люди… А когда пролетает мимо бабочка или стрекоза, я отчётливо слышу, как стучат их крылья. Но в доме Цдзянов всё идёт своим чередом. Катя мне с упоением рассказывает о горах, местных обычаях и о тётушке, которая живёт почти в облаках. Я сделал большое усилие, чтобы поверить в это, зато без всякого усилия написал два полотна: одно – с изображением дворика Цдзянов, а другое – пейзаж с горой, похожей на гору Saint-Victoire[4].

А тем временем мой дорогой Учитель не перестаёт удивлять меня. Нынче он продолжил оттачивать все те же упражнения из серии «Ю».

Я подошёл к нему, когда он стоял ко мне спиной. Меня поразил его высокий рост: оказывается, он стоял и покачивался на деревянных колодках. Спина и лопатки его были покрыты, как оспой, вмятинами от «стрел». На правой его руке имелась повязка – видно, свежесделанный порез, покрытый марлей. Учитель назначил себе перерыв, расхаживал по кругу и молчал. Я воспользовался этим.

– Учитель, – сказал я, – я не выношу крови, при виде её у меня начинает зудеть кожа и кружится голова. Мне кажется, гораздо больше по душе увидеть то, как вы медитируете.

– Для этого надо встать в 4–5 часов утра.