Иконников

– Гм… – сказал я, ероша волосы, – я не знаток трансцедентальных тайн, и всё-таки у всяких правил бывают исключения. Нельзя ли поступить как бы противу правил… достичь небес как бы в два прыжка…

– В два прыжка? Это зависит не от нас… Впрочем, мне это напоминает добрый трюк, как некто Х, по словам Y, перепрыгивал пропасть в два прыжка. Не получится, – он задумался.

Я, несколько внутренне пристыженный, быть может, неуместностью вопроса, отошёл в сторону. Надо сказать, что, как мне показалось, мой Учитель был слегка не в духе, и я поспешил ретироваться.

9-го августа

Ого! У моего Цдзяна этажом выше завелась родственница. «Этажом выше» – это высоко в горах. Эта та самая тётушка Цдзяна, о которой мне без конца рассказывала Катя и которая в их отсутствие хозяйничала здесь. Нынче откуда ни возьмись, как снег на голову, она свалилась к нам. Так в горах к нашим ногам иногда скатывается камень, ноздреватый, почернелый от времени и в пыли. Это высокая, сморщенная, но не дряхлая старуха, которой лет сто. В руках её толстая и тяжёлая палка, она её держит наготове, как будто это ружьё, которым она отгоняет время… старуха от времени потемнела, но, похоже, её разум не помутнел: на какую-то мою игривую фразу она отреагировала мгновенно и посмотрела так, что у меня пропала всякая охота остроумничать с ней. Она не церемонилась с Цдзяном, усадила его напротив себя и полчаса ему что-то внушала. Цдзян сидел, как ученик перед учителем, и молчал, по всему было видно, что она много значит для него. Разговор, очевидно, коснулся и меня. Старуха иногда поглядывала на меня, как на летучего мышонка, потерявшего ориентир, а я, разумеется, – на неё, как на неизвестный минерал, а ещё точней, как на мираж, который возник в «чертоге снегов» лет сто назад и до сих пор не покинул землю…

Наконец грозная старуха Изергиль распрямилась во весь свой громадный рост, ухватилась за клюку и стала собираться в обратный путь. Цдзян взялся проводить её до перевала.

Разумеется, старуха приходила не посмотреть на меня (а может быть, и посмотреть, кто их знает, старух). Она принесла в узелке фасоль и рис. Это особый горный рис, необычайно крупный, о котором я уже наслышан. Цдзян мне как-то говорил, что от употребления его никогда не будет заворота кишок, проходит всякая боль в животе и исчезают камни в почках.

10-го августа

Везёт же мне на представления такого рода, на которые даже видавший виды БДС не пошёл бы за деньги. А вы не знаете, что такое БДС? Это бродяга дальнего следования. Мне очень даже к лицу теперь такое имя – нынче я живу почти на крыше мира. Но вернёмся к тому, с чего я начал – к «представлениям», от которых у меня слегка кружится голова и шелушится кожа.

Нынче я встал ранее обыкновенного, надеясь застать Учителя в позе «мудреца», но увы! Я едва не застал его в позе мёртвого! Цдзян по-прежнему оттачивал и отрабатывал упражнения из серии «Ю». Нравятся мне манипуляции с острыми предметами или нет, но я вынужден описать их.

Я видел множество цирковых номеров, аттракционов и замечательных сцен. Но всё это не то. Все они так или иначе направлены на то, чтобы вас поразить, удивить. Цдзян, кажется, преследовал иную цель, а сказать точнее, он вовсе не преследовал никакой цели. Он делал то, что мы делаем каждый день: дышим, ходим, разговариваем. Это оказалось частью его жизни – частью судьбы. Я сел на лавку, сколоченную из сучковатых жердей, и стал наблюдать за ним.

Цдзян покойно лежал, как на бороне, перевёрнутой кверху зубьями, на щите, из которого торчало нечто наподобие нам знакомых «смертельных игл». Так продолжалось несколько минут. Наконец он встал – его спина была чиста, как спина младенца.

Но вот по его лицу как бы пробежала судорога, оно одеревенело, а его движения стали какими-то деревянными, как бы источавшими сумасшествие или заимствованными у йогов лунг-гом-па. Я следил за Цдзяном, всё более и более расширяя зрачки. «Ого! – подумал я, – да тут нечисто», – припомнив одну из замечательных хрестоматийных фраз. А между тем Цдзян всё более сосредотачивался на какой-то мистической мысли, не доступной мне. Его движения приобретали всё более неадекватный характер и тёмную окраску, как будто вокруг него сновали сто тысяч ведьм. Казалось, что вокруг него сновали в неисчислимом количестве голов и хвостов демоны. Он их ловил, отламывал[5] хвосты и сворачивал головы. Разумеется, эти «хвосты и головы» были всё те же остроконечные предметы. Он их гнул, выравнивал, затем снова гнул и снова выравнивал, затем, что называется, изгибал в бараний рог и бросал на землю. Казалось, он бы без труда разорвал подкову. «Зачем ему это?» – как током высокой частоты проносилось в голове. И всё-таки я с восхищением следил за ним. Цдзян демонстрировал великолепное владение своим телом и поистине геркулесову силу. Его тонкие и прозрачные, как свечи, пальцы творили чудеса. Казалось, вокруг него не было ни одного металлического предмета, который так или иначе не побывал в его руках.