Икс-30 рвёт паутину

Май Лап знала, что он поглядывает на неё. Поначалу она подумала, что он что-то высматривает. А когда поняла постепенно, в чём тут дело, то испугалась. Такие люди способны пойти на всё, в том числе и на убийство, лишь бы добиться своего. Очень часто красота женщины не только не приносит ей счастья, а, наоборот, служит источником бед. Май Лап с тревогой рассказала всё мужу. Они пришли к решению, что ей надо на какое-то время оставить рынок. Но и это был не выход из положения. Зарплата мужа была недостаточной, чтобы прокормить всю семью. Жизнь их резко изменилась.

Прошло немного времени, и она увидела Ли Лама, прошедшего мимо её дома. Он легко узнал её адрес. Тихо взглянув на Май Лан, он тут же удалился… Тогда она пошла на риск и вновь вернулась на рынок. Прошёл месяц, другой, потом пять, шесть месяцев… Она видела, что ничего не происходит, и страх постепенно стал исчезать. Ли Лам по-прежнему изредка проходил через рынок, бросал на неё взгляд и шёл дальше. В его поведении не было ничего опасного для кого бы то ни было. А некоторые подружки стали даже подтрунивать над ней. Когда же муж Май Лан был арестован и она лежала в полубреду дома, Ли Лам явился на порог, несмотря ни на что. Ещё бы, ведь ему некого было бояться.

Эта история дошла до Нго Динь Кана. Тот не только не остановил Ли Лама, а напротив — выразил понимание и стал даже подталкивать, его. В этом тоже был элемент государственной политики семьи Нго: разрушать счастье и чувства коммунистических семей, семей бывших участников войны Сопротивления. Обычно они заставляли жён разводиться, разрывать снизь с мужьями и принуждали таких женщин выходить замуж за военнослужащих или чиновников марионеточного режима.

Нго Динь Кан показал своему телохранителю приказ об аресте Май Лан. Ли Лам медленно прочитал эту бумагу с красной печатью и, не отдавая её, выдавил из себя:

— Дайте мне, я прошу.

Нго Динь Кан задумался, потом сказал:

— Ладно. Я отдам тебе этот приказ, держи его у себя. Когда Май Лан пришла в себя, она увидела Ли Лама в комнате и в ужасе закричала. Тот немного растерялся:

— Я… не обижу вас… Я ничего не сделал плохого вашему парню.

— Убирайтесь! Убирайтесь из моего дома! — закричала она.

Ли Лам стоял остолбенев посреди комнаты. Через минуту он очнулся:

— Я ухожу!

Он действительно ушёл. Но на следующий день пришёл опять, принёс сахар, молоко, пироги и, положив всё это на стол, разделил между двумя детьми. Они познакомились чуть раньше, когда она ещё не проснулась. Дети стали охотно есть, но она так одёрнула их, что они в страхе всё побросали и с удивлением уставились на мать.

Он тоже молча глядел на неё. Май Лан сильно исхудала. Её красивые глаза глубоко ввалились и были едва видны из-под прядей спутавшихся и спадавших на лоб волос. Ему стало не по себе.

— Немедленно уходите! — решительно произнесла она. — Я ведь уже сказала. Я не хочу, чтобы вы приходили в этот дом. Ваши люди убили отца этих детей, а теперь вы угощаете их пирогами!

Ли Лам потупился, сдвинул брови, на его лице было глубокое страдание, он не знал, куда деть свои грубые руки.

— Я не сделал никакого вреда вашему мужу, — сказал он с трудом. — Его арестовала полиция, и я ничего не знал. — Он открыл свой кошелёк, вытащил приказ об аресте Май Лап и положил его перед ней. — Если бы я не пришёл… они схватили бы вас. Я упросил Кана.

Май Лан закрыла глаза, не желая смотреть ни на Ли Лама, ни на бумагу. Из её впавших глаз выкатились крупные слёзы и покатились по щекам. Он с грустью смотрел на неё, потом тяжело вздохнул и ушёл.

Когда она открыла глаза, в комнате были только дети. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и опасливо посматривали на мать. Они так отощали! Сквозь пелену слёз ей казалось, что их трепетные лица то меркнут, то снова светлеют. Двое детишек, оба родные кровинушки её любимого. Если её арестуют, что же будет с ними? Родных никого не осталось. Родные места мужа далеко. Его братья и сёстры ушли воевать. Кто же будет кормить детей? Они что, умрут? Или будут бродяжничать, бездомные, голодные и оборванные? Потом их упрячут в приют для беспризорных, а когда они оттуда выйдут, то будут совсем испорченными и превратятся в орудие этих южновьетнамских властей, которые будут использовать их для разрушения всего того, что с таким трудом было завоёвано отцом и матерью. Нет! Нет! Она хотела крикнуть: «Нет! Так не должно быть!» Никогда она не бросит их. Она не допустит, чтобы они стали беспризорниками. Они должны быть достойными своего отца. Они должны быть рядом с ней, чтобы она могла воспитывать их так, как хочет она, как хотел при жизни их отец. Лучше она принесёт себя в жертву.

Но что нужно для этого? О, как же горька и тяжела эта жизнь! Разве могла думать она, что настанет момент, когда придётся выбирать жизнь для себя или для детей своих! Сердце матери разрывалось…