Икс или игрек?

– Я проверю все, что вы скажете. – Хайдок придвинул кресло чуть поближе; сейчас его манеры стали откровенно обаятельными. – Дорогая моя, я понимаю, что вы чувствуете, но поверьте – я чрезвычайно восхищаюсь и вами, и вашем мужем. У вас есть упорство и отвага. Именно такие люди понадобятся в новом государстве – государстве, которое возникнет в этой стране, когда ваше нынешнее правительство идиотов будет свергнуто. Мы хотим превратить наших врагов в друзей – конечно, тех, кто этого достоин. Если мне придется отдать приказ уничтожить вашего мужа, я это сделаю – таков мой долг, – но мне будет действительно тяжело на душе! Он хороший парень – спокойный, непритязательный и умный. Позвольте мне рассказать вам о том, что в этой стране понимают лишь немногие. Наш фюрер не собирается завоевывать эту страну в том смысле, как вы думаете. Он намерен создать новую Британию – сильную Британию, которой будут править не немцы, но англичане. А лучший тип англичан – это англичанин с мозгами, породистый и отважный. Как говорится у Шекспира, «прекрасный новый мир»…

Он подался к ней.

– Мы хотим покончить с беспорядком и неэффективностью. Со взяточничеством и коррупцией. С карьеризмом и хапужничеством. И в этом новом государстве нам понадобятся такие люди, как вы и ваш муж, – отважные и инициативные, бывшие враги и будущие друзья. Вы удивитесь, узнав, сколько ваших соотечественников, как и людей в других странах, симпатизируют нам и нашим целям. Мы создадим новую Европу – Европу мира и прогресса. Попытайтесь взглянуть на это под таким углом, поскольку уверяю вас – так все и будет…

Голос его гипнотизировал, убеждал. Он, подавшийся вперед, представлял собой сущее воплощение простого и прямодушного английского моряка.

Таппенс смотрела на него и искала в голове какую-нибудь выразительную фразу. Но все, что приходило ей в голову, было каким-то детским и грубым.

– Гуси-гуси, га-га-га! – вырвалось у Таппенс…

II

Эффект оказался таким, что она просто опешила.

Хайдок вскочил, побагровев от ярости, и в какое-то мгновение простодушный британский моряк исчез. Теперь она видела то, что увидел Томми, – взбешенного пруссака.

Он выругался на немецком. Затем, перейдя на английский, заорал:

– Вы непроходимая дура! Вы же этим ответом выдали себя с потрохами! Теперь конец и вам, и вашему драгоценному муженьку! – Возвысив голос, он позвал: – Анна!

Женщина, впустившая Таппенс в дом, вошла в комнату. Хайдок сунул ей в руку пистолет.

– Следи за ней. Пристрели, если понадобится.

И вылетел из комнаты.

Таппенс умоляюще посмотрела на Анну, которая с бесстрастным лицом стояла перед ней.

– Неужели вы действительно застрелите меня? – сказала Таппенс.

– Не пытайтесь задурить мне голову, – спокойно ответила Анна. – В последнюю войну погиб мой сын Отто. Мне было тогда тридцать восемь. Теперь мне шестьдесят два, но я ничего не забыла.

Таппенс посмотрела в широкое бесстрастное лицо. Оно напомнило ей лицо той полячки, Ванды Полонской. Та же пугающая ярость и целеустремленность. Безжалостность материнства! Так, несомненно, чувствовали себя тысячи тихих миссис Джонс и Смит по всей Англии. С такими женщинами бессмысленно говорить – с матерями, лишенными своих детей.

Какая-то мысль шевельнулась на задворках разума Таппенс – какое-то неотступное воспоминание, что-то такое. О чем она всегда знала, но никак не могла вытащить на поверхность… Соломон… это как-то связано с Соломоном…

Дверь открылась. В комнату вернулся коммандер Хайдок, вне себя от бешенства.

– Где оно? – заорал он. – Где вы это спрятали?

Таппенс уставилась на него. Она была совершенно сбита с толку. Его слова не имели для нее смысла. Она ничего не брала и ничего не прятала.

– Выйди, – приказал Хайдок Анне.

Та вернула ему пистолет и тут же покинула комнату.

Хайдок упал в кресло и попытался взять себя в руки.

– Вы не сможете с этим уйти. Вы сами знаете, – сказал он. – Вы в моих руках, а у меня есть способы заставить вас говорить… неприятные способы. И вам в конце концов придется выложить правду. Итак. Куда вы это дели?

Таппенс сразу сообразила, что у нее, по крайней мере, появилась возможность поторговаться. Знать бы только, что у нее, по его мысли, есть…

– Откуда вы знаете, что это у меня? – осторожно сказала она.

– Да по вашим же собственным словам, чертова идиотка! При вас этого нет, это мы знаем, поскольку вы переодевались!

– А если я отослала кому-то почтой? – сказала Таппенс.

– Не будьте дурой. Вся ваша корреспонденция со вчерашнего дня просматривалась. Вы ничего не посылали. Нет, вы могли сделать только одно – спрятать это в «Сан-Суси» перед отъездом прошлым утром! Даю вам три минуты, чтобы рассказать, где вы это спрятали.

Он положил на стол часы.

– Три минуты, миссис Бересфорд.

Часы на каминной полке отсчитывали секунды.

Таппенс сидела неподвижно со спокойным бесстрастным лицом, по которому не было видно, какой вихрь мыслей проносится у нее в голове.

В какое-то мгновение озарения она, как в ослепительно-яркой вспышке, увидела все – весь замысел – и наконец поняла, кто был мозгом всей организации.