Иль Мактуб. Судьба Эмира

— Да, это они. Наши сыновья. Саша и Миша…Это ты дала им имена. Искандер и Мустафа. Они так долго ждали тебя, Вика.

Мои ноги ослабли, и я опустилась на колени, смотря на этих мальчиков. Внутри меня бушевали противоречивые чувства — страх, боль, но вместе с тем и какая-то странная, едва ощутимая привязанность. Я почувствовала, как одна слеза скатилась по моей щеке. Могу ли я верить в это? Смогу ли я когда-нибудь вспомнить и принять этих детей, если они действительно мои?

Старший мальчик сделал робкий шаг вперёд, его маленькая рука протянулась ко мне.

— Мама? — спросил он тихо, с надеждой и страхом в голосе, который разбил моё сердце.

Я почувствовала, как что-то внутри меня дрогнуло, как будто часть моего сердца, которую я думала, что потеряла навсегда, вдруг начала пробуждаться. Я протянула руку в его сторону, но затем отдёрнула её, не уверенная, что имею право.

— Мне нужно время, — прошептала я, глядя в глаза мальчика, которые так напоминали мои собственные. — Пожалуйста, дайте мне немного времени.

Ахмад тихо кивнул, и я заметила, как его плечи немного расслабились.

— Мы будем ждать, сколько потребуется, — сказал он мягко. — Мы не торопим тебя. Просто знай, что мы здесь. И мы тебя любим.

Я смотрела, как Ахмад взял за руки мальчиков и увёл их из комнаты, его фигура была сильной и надёжной. Сегодня он не пугал меня и не казался мне устрашающим. Когда дверь закрылась, я осталась одна в комнате, и ощущение странного спокойствия переполняло меня. Ощущение, что все не так ужасно как я думала. И никто не станет держать меня насильно. А год? Пожалуй я могла бы дать ему это время. Ему и себе. Я поднялась и подошла к окну. Взгляд устремился в темноту, где не было никаких ответов, только бесконечное небо. Я закрыла глаза, пытаясь собрать мысли. Я не знала, как долго я смогу оставаться в этом состоянии неопределённости, но я знала одно — мне нужно попытаться вспомнить, ради них. Ради себя.

Не бойся, Вика…Просто дай шанс…просто попробуй…Ты успеешь уйти…Разве ты куда-то торопишься?

Глава 10

К нам приехали гости. Партнеры Ахмада. Я была не готова играть, не готова изображать его жену. Но у меня не было выбора. Меня красиво одели. Шелковое платье небесно-голубого цвета, хиджаб точно такой же голубой, от него казалось, что мои глаза очень светлые. Девушка, которая помогала мне одеться, а затем наносила макияж на мое лицо, восхищенно подводила мне глаза и щебетала о том, что я красивая. Но что мне даст эта красота? Что она мне дала до сих пор. Я не в своей стране. Я каким-то образом оказалась в Эмиратах. Я жена эмира. Как? Ведь я каким-то образом приехала сюда. Как связаться с мамой? С Аленой? Как? Почему ОН ничего мне не рассказывает? Да, вчера я ощутила некое облегчение, смирение, но уже сегодня меня снова опаляли адские языки пламени, как будто моя кровь становилась кипятком и обжигала мои вены.

Я спускалась вниз, кусая губы и не зная к чему готовиться и как себя вести. Что это за люди с ним? Как с ними говорить? Ужасно хотелось сбежать, когда увидела нескольких мужчин и их жен, сидящих за низким столом, заставленным восточными сладостями и чашками с зеленым чаем. В эту секунду Ахмад обернулся и его черные глаза вспыхнули, загорелись, заблестели, заставив меня покраснеть. Потому что его взгляд был откровенным, как будто раздевал меня, проникал под ткань платья.

- А вот и моя жена, господа.

Он улыбнулся. Сейчас я видела его лицо полубоком и шрамы были почти скрыты. Наверное в эту самую секунду он показался мне красивым. Очень красивым. Ровные черты лица, большие глаза с поволокой, черные волосы, смуглая кожа. Кто же так изуродовал его? Кто превратил его лицо в маску? А эта улыбка…почему от нее по моей коже ползет ворох очень мелких мурашек?

Ахмад подошел ко мне и взял под локоть, его рука была сильной, твердой, как железо, но при этом его прикосновение оказалось странно нежным. Он вёл меня, как танцор ведет свою партнёршу, и мне ничего не оставалось, кроме как подчиняться. Я чувствовала его дыхание у своего виска, тёплое, слишком близкое. Его запах — терпкий, с нотками восточных пряностей и чего-то ещё, едва уловимого, что напоминало про его дикость, про его необузданную сущность, которая пряталась под оболочкой цивилизованного человека.