Илиада

Иногда Оленин предлагает Гнедичу подстрочный перевод нескольких стихов, как например: XVI, 314—316:

Прострясь, досягнул зад лыста, где тучнейшая
Мышца человеческая бывает: от копейного острия
Жилы раздрались, его же очи мрак покрыл.

Гнедич перевел их так:

...поразил в бедро, где нога человека
Мышцей тучнейшей одета: копейное бурное жало
Жилы рассекло, и тьма пораженному очи покрыла.

Русское общество проявляло живейший интерес к работе Гнедича. В начале 1821 г. Пушкин приветствует отказ Гнедича от перевода Гомера рифмованным стихом. В 1825 г. он характеризует перевод Гнедичем «Илиады» как подвиг. В 1821—1829 гг. откликается в своих стихах на переводы Гнедича Дельвиг, в 1823 г. — Рылеев. В 1825 г. отрывок из перевода «Илиады» появляется в последнем вышедшем в свет номере декабристского альманаха «Полярная звезда» рядом с «Цыганами» и «Братьями разбойниками» Пушкина.

Параллельно труду над «Илиадой» достигает вершины оригинальное поэтическое творчество Гнедича: в 1821 г. он создает в духе античной буколической традиции идиллию «Рыбаки» на тему из современной русской жизни — лучшее из созданного им, если не считать перевод «Илиады». Гнедич переводит также новогреческие народные песни.

15 октября 1826 г. Гнедич счел перевод «Илиады» законченным и стал готовить его к печати. Болезнь Гнедича и бюрократические затруднения задержали выход книги в свет. Цензурное разрешение датировано 29 сентября 1828 г., а книга вышла уже в 1829 г.

Перейдя к переводу «Илиады» гексаметрами, Гнедич немедленно занял новую позицию и в вопросе о языке и стиле перевода. Гнедич воспринял стихотворный размер «Тилемахиды», проведя, однако, более последовательно, чем Тредиаковский, разделение стиха цезурой — словоразделом внутри третьей стопы. В то же время он не пошел за Тредиаковским в его увлечении славянизмами. Достаточно сравнить уже первый опубликованный им в 1813 г. гексаметрический отрывок с VIII песнью, переведенной александрийским стихом и опубликованной в 1812 г., чтобы убедиться в том, насколько резко ограничил Гнедич в новом переводе роль церковнославянских языковых элементов — лексических или синтаксических, как например оборот «дательный самостоятельный», об исчезновении которого сожалел Ломоносов. Но чем меньше было их в переводе, тем более они выделялись, контрастируя с окружением и выводя читателя из инерции восприятия текста[3401]. Постепенно Гнедич стал использовать для этой же цели и слова древнерусские и даже современные ему, но диалектные. В итоге был создан текст, вызывающий у русского читателя удивительное ощущение сочетания возвышенной старины с народной простотой. Гнедич заставил нас, насколько это вообще возможно, воспринимать язык и стиль своего перевода примерно так, как воспринимали язык и стиль Гомера греки классической и эллинистической эпохи, создав тем самым шедевр переводческого искусства.

Готовя полное издание, Гнедич возвращался и к уже опубликованным песням, внося с высоты накопленного опыта поправки, как правило существенно улучшавшие перевод. В тексте, опубликованном в 1813 г., в ст. VI, 52—53 вместо

Он повелеть уже мыслил единому в сонме клеврету
Весть к кораблям его быстрым...

мы читаем теперь:

Храбрый уже помышлял поручить одному из клевретов
Пленника весть к кораблям мореходным...

Первый вариант, очевидно, показался Гнедичу слишком тяжеловесным.

В переводе XI песни, опубликованном в 1815 г., Гнедич не решается еще в ст. 558 прямо сравнить Аякса с ослом, как это делает Гомер, и прибегает к компромиссному слову «онагр», но в окончательном тексте Гнедича мы находим уже осла.

В издании 1829 г. учтен ряд замечаний, сделанных в адрес перевода отрывка из V песни в анонимной рецензии 1820 г. (Сын отечества. 1820. № 51. С. 229—237), единственной рецензии на предварительные публикации перевода Гнедича. В то же время Гнедич изменил, и пожалуй не в лучшую сторону, ст. V, 81—82:

В ро́змах ударил мечом и отсек могущую руку,
Кровью дымясь, отвалилась рука,

стихи, горячо одобренные рецензентом.

Однако переводческие принципы Гнедича оставались прежними на протяжении 16 лет — с 1813 до 1829 г.: совершенствовалось лишь его мастерство.

Вполне сознательное отношение Гнедича к избранному им стилю перевода наглядно подтверждается сделанным им в виде опыта в 1827 г. переводом 19 стихов из «Одиссеи» (XI, 581—599). Перевод полностью свободен от славянизмов, производит даже впечатление выполненного совсем другим поэтом и показывает, что у Гнедича возникали в ходе работы различные идеи о принципах перевода Гомера.