Ильич

— Ты — фартовый, — веско сказал он, и Серый не услышал в голосе Флинта даже отзвуков былого благодушия. — Ты не просто нашёл эту бронзу, ты ещё и сумел сохранить её за собой, приватизировав участок. И ты получишь стартовый капитал. Много денег, которые ты сможешь вложить в бизнес — я помогу, мы станем партнёрами. Соглашайся, такое предложение бывает раз в жизни. В твоей жизни — точно.

Блатное словечко «фарт» как-то странно выбивалось из всё той же киношной, ненастоящей лексики Флинта, но именно оно и было сказано от души, именно оно пробилось через все наслоения приторной вежливости и аккуратной куртуазности. Оно, как зонский нож-кнопарь, внезапно раскрывшийся в кармане дорогого костюма-троечки, пропороло материю беседы и высунуло острое лезвие, выкованное из клапанной стали.

— А это, — сказал Флинт, выкладывая на стол стопочку долларовых купюр, — на первое время. В знак моего к тебе расположения и в подтверждение серьёзности моих намерений. Здесь тысяча.

Тут-то Серый и спросил, что будет, если он откажется.

Флинт вернулся в своё кресло, взял притухшую сигару, попыхтел ею, раскуривая, резиново улыбнулся и произнес:

— Кроме того, ты упустишь возможность устроить свою личную жизнь.

— Мне… мне нужно подумать, — опять через силу выдавил из себя Серый и сгреб со стола доллары.

Его мозг сам, без вмешательства воли, провел нехитрый расчет. По ныненшнему курсу в триста восемьдесят рублей за доллар Флинт отвалил Серому «на первое время» почти четыреста тысяч рублей. Столько денег он не держал в руках еще ни разу в жизни.

— Это взвешенный ответ, — кивнул Флинт. — Имей в виду — я готов предложить тебе семьдесят тысяч долларов. Мои люди уже провели экспертизу и сделали оценку. Семьдесят тысяч — и возможность инвестировать их в мой бизнес. Задаток — десять тысяч — можешь получить сразу после своего согласия.

Серый вскинулся, хотел что-то сказать, но Флинт сделал жест рукой с зажатой сигарой — мол, я ещё не закончил:

— Я тебя не тороплю, Серёжа. Давай договоримся так — утро вечера мудренее. Иди, отдохни, тебя проводят. Завтра утром я уеду по делам, но к полудню вернусь, а после обеда мы вернёмся к этому разговору. Ступай.

Он так и сказал: «к полудню», «ступай». Серый встал, и ему до смерти захотелось брякнуть что-нибудь навроде: «премного благодарен, милостивый государь». Ну, а что, в кино всегда так говорят. Но Серый чувствовал — как только он примет вот эти правила, как только вступит в игру, случится что-то очень нехорошее.

И даже страшное.

Поэтому он просто положил сигару на край стола, буркнул:

— До свидания… — и пошёл к дверям, из-за которых уже выглядывал предупредительный Геннадий.

Выходя из кабинета, Серый буквально нос к носу столкнулся с Сынулей. Бросив на Серого быстрый презрительный взгляд, сын Флинта ворвался в кабинет и с грохотом захлопнул дверь так, что она ударилась о дубовую филёнку и немного приоткрылась.

— Папа, ты что делаешь! — послышался из кабинета крик Сынули.

Серый остановился и удивлённо посмотрел на кабинетную дверь.

— Пойдёмте, — мягко, но, как обычно, очень настойчиво сказал Геннадий.

— Щас, — кивнул Серый. — Кроссовка развязалась.

Он присел, возясь со шнурками. А из кабинета нёсся возмущённый голос Сынули:

— Ты все-таки притащил его! Этого… Я же говорил тебе…

И в ответ округлый басок Флинта:

— Игорь, ты уже взрослый мальчик. Тебе о Москве нужно думать, я договорился, Виктор Антонович ждёт. Пойми, это МГУ…

Сынулся в ответ сказал что-то, но Серый не разобрал слов.

— Ты не хочешь меня слышать, — сокрушённо пророкотал Флинт. — Какая любовь? Ты мой наследник! МГУ открывает тебе широкие возможности. Через полгода стажировка в Оксфорде, потом в Америке. Выйдешь на мировой уровень. А ты про какую-то… У тебя их, таких, будет миллион, понимаешь? По щелчку! Будь мужиком!

Сынулся снова что-то пробубнил.

— Сядь! — рявкнул Флинт. — И слушай!

Геннадий резко прикрыл дверь — голоса стихли — повернулся к Серому.

— Вам помочь со шнурками?

Серый выпрямился.

— Всё уже, сам справился. Веди давай.

Они прошли по коридору, вышли в холл, а потом и из дома.

— Это мы куда? — удивился Серый, очутившись на дорожке под фонарями.

— Вам приготовлена спальня в гостевом доме, — спокойно ответил Геннадий. — Там есть все необходимое.

* * *

Серый лежал в огромной холодной кровати, на скользких шёлковых простынях модного чёрного цвета, смотрел в потолок, и ни о чем не думал. По потолку ползали какие-то неясные тени, словно под окнами гостевого дома плескалось море, отражавшее лунную дорожку. Где-то далеко завывала сирена «Скорой помощи».

А может быть, и «пожарка». Или ментовской «луноход».

В двухэтажном гостевом доме Серый был один. Геннадий показал ему, где ванная с туалетом, где спальня, где кухня, холодильник и бар, и ушёл. Серый выпил стакан мартини, съел кусок колбасы, лёг, включил телевизор, но было уже поздно, и по всем каналам показывали или клипы, или эротику. Серый решил, что глупо в одиночку лежать на черных шёлковых простынях и смотреть «Эммануэль», и выключил телевизор.