— Ты чего? — и снова Серый услышал в своём голосе недовольство.
— Тебе все мало? — смеясь, Клюква попыталась прикрыться. — Пять раз! О, ужас, Сергушёв, я и не знала, что ты такой монстр! Прямо «маленький гигант большого секса»!
Серый видел этот фильм, какой-то нелепый и глупый, и хмыкнул:
— Почему «маленький»?
Клюква залилась смехом, откинулась на спину.
— О Боже, Сергушёв! Нет, нет, ты нормальный гигант!
Слушая её смех, Серый тоже улыбнулся, а потом не выдержал — захохотал. Они лежал друг рядом с другом, голые, под одним одеялом, и смеялись. Не над шуткой, не потому, что их что-то рассмешило. Это был смех бойцов, выживших после лобовой атаки на пулемёты, смех моряков, выплывших после кораблекрушения, смех космонавтов, вернувшихся на Землю после разгерметизации орбитальной станции…
А ещё это был смех расставания.
Только вот Серый это знал, а Клюква — нет.
И, дохохатывая, он вспомнил прошедшую ночь, обжигающий шёпот, которым она произносила его имя, её ногти, царапающие его спину, стоны, вскрики, короткие фразы, минуты отдыха между объятиями, и опять — обжигающий шёпот… И себя вспомнил. Победителя, довольного покорностью той, которую столько времени пытался завоевать.
И стало противно.
«А ведь я её не знаю, — подумал Серый. — Вот такую, как сейчас — не знаю совсем. Всё».
Он поднялся, начал одеваться.
— Я — в душ, — пропела Клюква, села и сладко потянулась. — А потом пойдём завтракать.
— Надя, — невпопад спросил Серый. — Сынуля… Игорь тебя замуж звал?
Она замерла, странным, насекомьим движением натянула одеяло на грудь.
— Почему ты спросил? — и через паузу всё же ответила: — Да.
— Что «да»?
— Звал.
— А ты? — Серый застегнул молнию на спортивном костюме.
— Я сказала… — Клюква отвернулась, — …сказала, что подумаю.
— Врёшь! — убеждённо припечатал Серый. — Ты согласилась, но Флинт был против, да? И он хотел тебя выгнать, но тут подвернулся я, да? Ему нужен Ильич… ну, памятник, и он тебя уговорил. Денег дал, да? Или что он тебе пообещал? Бизнес? Квартиру? Что ты молчишь?! Скажи что-нибудь!
— Ты злой дурак, Сергушёв, — глухо сказала Клюква. — Уходи.
— Уйду, — кивнул Серый. — И обратно не заманите. Хрен вам всем на лысый череп!
Он пнул дверь, выскочил в коридор — руки дрожали, как после драки.
Почему-то вспомнилось, как Челло однажды сказал: «Из зла можно сделать добро, а из добра зло нельзя. Потому что добро выше зла. И вокруг нас просто поля… просто плантации для создания добра. Нужно только желание, чтобы начать его выращивать».
Навстречу из полумрака коридора выступил вчерашний Иннокентий-Эндитакер с буддистским лицом, не выражающим никаких эмоций.
— Добрый день, — сухо произнёс он. — Сергей, планы Анатолия Петровича несколько изменились. Он будет ждать вас сегодня в кафе «Шахерезада», в шестнадцать ноль-ноль. Там пройдут переговоры по сделке. Вас отвезёт машина…
— Угу, — кивнул Серый.
— У меня для вас ещё новости, и новости печальные, — сказал Иннокентий.
— Чё ещё? — рявкнул Серый.
— Геннадий передал — звонили из больницы. Сегодня на рассвете ваш отчим… скончался. Интоксикация, отказ внутренних органов…
Серый замер, сунул руки в карманы. Посмотрел в бесстрастное лицо Иннокентия и сказал:
— Ему налить надо было. Стакан.
Утро выдалось туманным и сырым. Накрапывал еле заметный дождь. По газону между главным домом и воротами полз сизый, похожий на живую протоплазму из фантастического ужастика, туманный язык. У будки на въезде в усадьбу угадывались силуэты охранников.
Серый остановился, соображая, что делать дальше. Позади него хлопнула дверь.
— Серёжа!
Он обернулся. На крыльце гостевого дома стояла Клюква, замотавшаяся в одеяло. Ему бросили в глаза её босые ноги на мокрой керамической плитке.
— Ты куда? Не уходи! — жалобно, как речная птица, крикнула Клюква. — Прости меня!
Серый резко повернулся, зашагал обратно к крыльцу. Остановившись у нижней ступеньки, посмотрел в ещё припухшее со сна лицо, которое столько раз видел в своих снах.
— Надя, я не буду здесь жить.
— Пойдём к тебе? — на испуганном лице Клюквы появилась робкая улыбка.
— Нет.
— Почему? — пролепетала Клюква, и её глаза заблестели, как слюда.
— Мне. Надо. Идти. Одному, — раздельно и чётко сказал Серый. — Прощай!
Он повернулся и побежал, наискосок через газоны и заборчики. В голове пульсировала фраза из какой-то книги или фильма: «Он всегда хотел быть умным и смелым. Но поскольку никак не мог определиться, чего хотел больше, вырос глупым и трусливым».
Серый добежал до забора и, не обращая внимания на крики позади, вскарабкался на него. С трудом забравшись наверх, он на мгновение обернулся — отсюда вся территория усадьбы Флинта была затянута туманом — и ухнул в сырую мглу по тут сторону забора.
Челло жил в двухэтажке возле «Речпорта». Там имелся целый райончик странно непохожих на все прочие здания Средневолжска двухэтажных домиков, толстостенных, с какими-то европейскими переплётами окон, с высокими крышами, желтобоких, кряжистых, основательных, словно выводок грибов-боровиков.