Ильич

— Ты чё творишь, падла? — беззлобно рявкнула «маршал Жуков», ловко двигая полными руками. Она подставила под струю следующую банку, зыркнула на Серого. — Чё мнёшься? Триста семьдесят шесть с вас.

Серый выложил на стойку мятые сотки, дождался, когда банки наполнятся, и понёс их к столику у окна, где уже обосновался Челло. Влив в себя поллитра пива, он мгновенно преобразился — с впалых щёк стекла могильная зелень, подёрнутые глицериновой плёнкой глаза заблестели, движения стали точными и плавными.

Серый поставил перед ним обе банки, поймал повеселевший взгляд.

— Ну, полегчало?

— Всегда поражаюсь этой метаморфозе, — усмехнулся Челло и полез за папиросами. — Как там в мультике? «Такая приятная гибкость в теле образовалась…»

Серый усмехнулся, кивнул. Челло прикусил коричневыми зубами мундштук папиросы, чиркнул спичкой, прикурил и взялся за полную банку, над которой уже опала шапочка мыльной пены.

— Ergo bibamus![31] — провозгласил Челло, и держа дымящуюся папиросу на отлёте, по-гусарски опрокинул в себя пиво.

Серый усмехнулся.

— Слышь, ты это… притормози. А то нажрёшься сейчас, а у меня дела, я тебя домой не потащу.

— Прочь сомнения! — вскричал Челлло. На него стали оборачиваться. — Все будет пучком. Ты сам-то почему не пьёшь?

— Не люблю я эту фигню… — Серый кивнул на кружку. — Бугульминское к тому же.

Челло кивнул, прокашлялся, со стуком поставил на колотый пластик ополовиненную банку, бросил туда щепотку соли. Серый внимательно наблюдал за вспузырившейся жидкостью, выбирая момент для начала разговора.

— Пить ты не хочешь, — докурив, сказал Челло. — Говорить не хочешь. Но пришёл и торчишь тут со мной. Чува-ак, колись — что нужно?

Серый вздохнул, оглянулся, словно бы опасаясь, что их могут подслушать. Челло перехватил его взгляд, оттопырил влажную губу, сделавшись похожим на верблюда, и прочитал с привыванием:

— …А офицер, незнаемый никем,
Глядит с презреньем — холоден и нем –
На буйных толп бессмысленную толочь,
И, слушая их исступлённый вой,
Досадует, что нету под рукой
Двух батарей «рассеять эту сволочь».[32]

— Иди в жопу, — устало сказал Серый. — Я спросить хотел… А ты прикалываешься.

— Всё, всё! — Челло скрестил перед собой руки, как судья в баскетболе. — Я серьёзен, как покойник. Слушаю тебя.

Он отхлебнул из банки и уставился на Серого, выпучив жёлтые глаза, прозрачные, словно янтарные брошки.

Серый помолчал, взял полную банку, заметил прилипшую ко дну раздавленную муху, скривился, но приглядевшись, понял, что муха прилипла с внешней стороны. После этого он все же сделал над собой усилие и отхлебнул пиво. Он было… бугульминским — кислым и водянистым одновременно.

— Соли кинь, — посоветовал Челло, уловив изменение выражения лица Серого. — Она кислоту гасит. Лучше соду, но соды нет.

Серый отставил в сторону банку, почесал кончик носа, посмотрел в окно, точнее, на мутное, грязное стекло. Почему-то окна в «Глисте» перестали мыть как раз после того, как Ельцин в Москве выступил с танка и произнёс: «При всех трудностях и тяжёлых испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах, необратимый характер».

— Ну? — Челло иронически смотрел на Серого.

И он решился.

— Эта… короче… чё делать-то?

— А ты не мог бы сформулировать свой вопрос в более чёткой форме? — улыбнулся Челло и допил пиво из своей банки.

Серый молча пододвинул ему свою, с мухой, и вздохнул.

Легко сказать: «в чёткой форме», а ты попробуй, когда даже не знаешь, за что ухватиться…

— Ну… короче… цветмет… бабки… деньги то есть. Теперь у меня… — Серый продолжал мямлить, не зная, как перейти к главному.

Челло перестал улыбаться. Он задумчиво поднял банку, ногтем соскрёб с донышка муху, стряхнул на пол.

— Вот оно в чём дело, — сказал Челло и посмотрел на Серого сквозь пиво. От этого его жёлтый глаз сделался бесцветным, как у вампира в кино, и Серый подумал, что зря он всё это затеял. — То есть ты ощутил пустоту в голове, чреслах и желудке после того, как объелся, перепил и нае… удовлетворил свою похоть?

— Чё похоть-то сразу… — буркнул Серый и разозлился — проницательный Челло попал в самое больное место и продолжал говорить, загоняя туда, в это самое место, иголку за иголкой:

— Теперь тебе кажется, что можно потратить свалившиеся на тебя богатства с большей пользой, нежели покупать в коммерческих магазинах водку «Курант Абсолют», конфеты «Рафаэлло» и золотые украшения для девушки, которая вдруг из богини-небожительницы превратилась в то, чем она, собственно, была всегда — в банальную шлюху?

— Завали, — мрачно попросил Серый.

— Да без проблем, — Челло поставил банку, покрутил перед Серым растопыренными пятернями — на одной пять пальцев, на другой четыре. — Только… Чува-а-ак, от того, что я промолчу, ничего ведь не изменится. Ты лучше скажи — ты уже подписал договор?