Ильич

Он думал, что сразу уснёт, но — не получилось. Обиднее всего было, что спать ему мешали не мысли, а какие-то непонятные ощущения.

Или предчувствия.

Это был не страх и не тревога. Просто Серый обрёл знание: его жизнь меняется, и происходит это прямо сейчас. Он лежит на краю осени, позади — душное мельтешение бессмысленного лета, а если точнее — бессмысленной жизни.

А впереди и внизу — зима. И зияющая бездна будущего. Оттуда тянет холодком, там ничего не видно и ничего не понятно. Но там — будущее, и поэтому нужно просто набрать полные лёгкие воздуха, напружинить мышцы, оттолкнуться и…

Еле слышно скрипнула дверь. Серый силуэт возник в комнате, сделал несколько шагов, замер у изножья кровати, и осторожный голос тихо произнёс:

— Привет…

Серый сглотнул мгновенно образовавшийся комок в горле и так же тихо ответил:

— Привет…

Клюква подошла ближе — шаги её шелестели, как опавшие листья, — села на край кровати.

Серый почувствовал, что у него запылали уши — как в детстве. Наяву случалось то, чего он так хотел, чего страстно желал последние… дни? Месяцы? Годы?

А он оказался к этому не готов. Лежал, как шпала и не знал, что делать.

— Почему ты молчишь? — прошептала Клюква.

Серый ничего не ответил.

— Ты не рад меня видеть?

Серый хотел ответить: «Я тебя не вижу», но опять — промолчал.

— Мне уйти? — Клюква чуть повысила голос, дёрнулась, чтобы встать. Серый неожиданно для себя самого выбросил руку, схватил её за тонкое, тёплое запястье.

— Нет!

И они замерли так, в нелепой позе, похожие на персонажей какой-то античной фрески.

Убегающая Андромаха. Или Андромеда. Или…

— Я за тобой скучала… — не отнимая руки, сказала Клюква.

Серый сглотнул. Он помнил — семья Клюквы приехала из Ростова, и у неё всегда был странноватый для Средней Волги говор, южнорусский, с «шоканьем» и «хгэканьем», но Клюква с ним боролась, она была отличница, и к восьмому классу полностью избавилась от акцента и характерных словечек.

И только когда она полностью расслаблялась или, наоборот, сильно нервничала, у неё проскальзывали все эти «за тобой» вместо «по тебе», и прочее.

— Я не на Марсе был, — хрипло сказал Серый.

— Ты был дальше… — возразила Клюква.

— Ну да, — усмехнулся в темноте Серый. — На Ёриках…

— Ты не понимаешь, — терпеливо возразила Клюква. — Я тут…

— …трахалась с Сынулей, — обмирая от сладкого ощущения мести за всё, почти выкрикнул Серый.

— Ты не понимаешь… — совсем тихо и очень покорно повторила Клюква. — Ты злишься. Это правильно. Я заслужила. Я… Я влюбчивая, понимаешь? И я часто ошибаюсь в людях… Я доверчивая ещё. А он обещал…

— Короче! — Серый сел, отпустил руку, зачем-то толкнул Клюкву в плечо, не сильно, но обидно. — Ты чё пришла? Тебя Флинт прислал?

Неожиданно Клюква промолчала. Это можно было понимать и как «да», и как «нет».

А потом она заплакала. Тихо, без всхлипов и шмыганий. Просто затряслись плечи, голова опустилась, волосы закрыли лицо…

— Э, ты чего? — Серый сразу почувствовал себя дураком. — Надь… Не надо… Я не хотел…

— Я хотела… — сквозь слезы прошептала Клюква. — Мне казалось — он настоящий… Я только потом поняла: настоящий — ты!

— Давно?

— Что — давно? — Клюква всхлипнула, повернула лицо, убрала прядь волос, и Серый увидел в темноте, как блеснули её мокрые глаза.

— Давно поняла?

— Летом ещё.

— А почему не ушла? — Серый сам не понимал, зачем он задаёт эти вопросы, но испытывал странное удовольствие от процесса — словно расчёсывал застарелую болячку.

Корочку отдирал…

— Игорь меня не отпускал, — Клюква вытерла глаза. — Говорил, что любит. Что жить без меня не может. Говорил, что мы уедем в Москву. Вдвоём.

— А ты?

— А я… — Клюква вдруг невесело рассмеялась. — А я жалела его, дура. Представляешь?

Повисла пауза. Серому казалось, что воздух в комнате чуть гудит от напряжения — как провода над Ёриками перед грозой. «Жалела, надо же! — подумал он. — Сынулю… Его, не меня… Прав был Челло, когда сказал: «В России женщины не любят. Они или жалеют, или восторгаются».

Он пошарил рукой по тумбочке возле кровати, нащупал вытянутую коробочку с цепочкой, неловко протянул Клюкве.

— Это тебе.

— Что это?

— Подарок. Надень.

Она послушно открыла, достала тускло блеснувшую в полумраке цепочку, не приглядываясь особо, надела.

— Спасибо, Серёжа.

Серый стиснул зубы. Не так он всё это хотел сделать. Не так.

— Не за что…

И опять повисла пауза.

— Мне холодно… — наконец пробормотала Клюква, и в её голосе Серый услышал ту знакомую хрипотцу, которая появлялась у неё в моменты их близости.

Серый молча накинул ей на плечи одеяло, обнял, повернул к себе и поцеловал в солёные от слез губы…

* * *

Серый открыл глаза. Белый потолок. Серый утренний свет через белые шторы. Тепло. В ухо еле ощутимо как котёнок, дышит любимая девушка.

Счастье?

— Доброе утро… — прошептала Клюква.

— Доброе… — ответил Серый. Он хотел, чтобы вышло мягко и по-доброму, а получилось странно — грубо и «на отвяжись».

Клюква засопела иначе — что-то почувствовала. Она приподнялась на локте, с тревогой заглянула Серому в глаза. Одеяло сползло у неё со спины и плеч, Серый невольно покосился на тёмное пятнышко соска. Клюква перехватила взгляд, засмеялась.