До отъезда о. Илиодор попытался вновь встретиться с обер-прокурором, чтобы объяснить ему недоразумение с отпуском. После двух безуспешных попыток застать Лукьянова дома иеромонах позвонил ему по телефону и попросил о встрече. Собеседник согласился, поставив условие, чтобы после беседы о. Илиодор немедленно ехал в Минск. Тот молча повесил трубку, уже предвкушая свою победу.
Вечером 1.IV о. Илиодор сел на поезд до Саратова. Григорий, конечно, пришел проводить нового приятеля, причем говорил ему: «Дело все сделано; тебя никто из Царицына не возьмет. Езжай, утешай своих детей. Помни Григория. Правительство не ругай, а жидов и люцинеров…».
О. Илиодор уехал в «слезах благодарности Григорию Ефимовичу», который казался ему в ту минуту «похожим на ангела» или даже «правой рукой» Спасителя.
Через два дня Лукьянов привез Государю доклад по поводу 17 телеграфных ходатайств об о. Илиодоре, одно из которых принадлежало самому иеромонаху, а остальные его пастве. Доклад содержал также его биографию и сводку последних распоряжений на его счет. Лукьянов рекомендовал следующее решение: ходатайства отклонить, о. Илиодору указать на необходимость подчинения.
По-видимому, Высочайшая резолюция последовала лишь вечером, поскольку Лукьянов передал ее митр. Антонию только на следующий день.
Тем вечером во дворец явились два защитника и наставника о. Илиодора. «В 6 час. приехали Феофан и Григорий, — записал Государь в дневнике. — Посидели вместе около часа».
И вот в этот самый момент, наконец, последовало Высочайшее решение по илиодоровскому делу. «Жалея духовных детей иеромонаха Илиодора, разрешаю ему возвратиться в Царицын на испытание и в последний раз», — написал Государь на докладе обер-прокурора.
Григорий долго обещал о. Илиодору помилование, но совершилось оно лишь после визита преосв. Феофана, который, сжалившись над своим чадом, все-таки воспользовался «лазейкой».
Деликатная натура преосвященного не позволила бы ему указывать на свои заслуги. Поэтому о. Илиодор так навсегда и остался в убеждении, что спасен исключительно руками Распутина, будучи брошен в беде духовным отцом. Отсюда его очевидное охлаждение к духовнику и предпочтение нового заступника вкупе с преувеличением влияния последнего.
Приписывая заслугу своего спасения исключительно Распутину, о. Илиодор забывал о роли прочих ходатаев — Александры Федоровны и видных столичных монархистов, а также о тех народных телеграммах, без которых не было бы лукьяновского доклада, а значит и Высочайшей резолюции.
Большую роль сыграло то обстоятельство, что главный гонитель о. Илиодора как раз оказался выведенным из строя. С конца февраля Столыпин был тяжело болен, а в марте против него разразилась грандиозная интрига, заставившая его поднять вопрос об отставке (так называемый «министерский кризис»). Затем пришлось уехать в отпуск для поправления здоровья. Удивительно, что кризисы гонителя и гонимого хронологически совпадали и в 1909, и в 1911 гг.
«Братский листок» объявил о царском решении так: «Государь Император в 3-й день апреля сего 1909 года Всемилостивейше разрешил иеромонаху Илиодору возвратиться в г. Царицын для продолжения миссионерско-пастырской деятельности». Но подлинная формулировка царской резолюции звучала для о. Илиодора вовсе не лестно. В сущности, милость была оказана не ему, а его прихожанам. Сам же он представал безответственным человеком, подлежащим проверке неким «испытанием».
«Этот царский приказ отдает меня на милость министров, — жаловался о. Илиодор Григорию. — Они поймут эту возможность и сожрут меня живьем». На что последовал мудрый ответ: «Не бойся. Они не сожрут тебя, нужно было бросить им кость, чтобы заставить их замолчать. Пожалей царя. Думаешь, ему легко ссориться с министрами?».
Враги продолжают преследования
Дальнейшие события развивались точно по пословице «Милует царь, да не милует псарь».
Будучи извещен о Высочайшей милости 4.IV, еп. Гермоген только через четыре дня спохватился, что формально о. Илиодор до сих пор под запретом, и телеграфировал митр. Антонию: «Разрешить теперь иеромонаху Илиодору священнослужение и принять Саратовскую епархию или обождать указа Синода, как благоволите?». Кажется, автору телеграммы этот вопрос казался простой формальностью. Но последовал зловещий ответ: «Ждите указа Синода».
Дело в том, что об этом вопросе Высочайшая резолюция умалчивала, и тут-то враги могли отыграться на бедном иеромонахе.
Рассмотрев 7.IV сообщение о резолюции, Синод поначалу составил такое определение: «Выслушав вышеизложенное и разрешив иеромонаха Илиодора от наложенного на него запрещения в священнослужении, Св. Синод определяет: 1) поручить преосвященному Саратовскому объявить иеромонаху Илиодору об изъясненной Всемилостивейшей воле Его Императорского Величества, оставив названного иеромонаха в распоряжении его, преосвященного Саратовского» и т. д. Но затем преамбула исчезла. О. Илиодор получал право вернуться в Саратовскую епархию, но оставался под бессрочным запретом «впредь до усмотрения».