Поводом для этого решения послужила старая телеграмма преосв. Гермогена от 25.III, которую он успел отправить за недолгие часы своего противостояния с о. Илиодором. Телеграмма сообщала о грубом противлении иеромонаха, его хуле на Синод, о запечатании подворского храма и т. д. То обстоятельство, что за минувшие две недели положение изменилось, иерархов не беспокоило. Они сделали еп. Гермогену запрос о следующем:
«1) в чем выразилось грубое противление иером. Илиодора, 2) в чем состояло допущенное им же похуление Св. Синода, 3) чем именно вызвано было распоряжение преосвященного о закрытии церкви монастырского подворья и 4) справедливы ли газетные сообщения о том, что иеромонах Илиодор, будучи уже под запрещением, в последнее свое возвращение в Царицын, совершал самочинно богослужения».
Не успокоились и враги о. Илиодора из числа мирян.
Недаром бедный священник почувствовал недоброе в выражении «на испытание и в последний раз». Передавая 4.IV царскую резолюцию саратовскому губернатору, Курлов просил наблюдать за дальнейшим поведением о. Илиодора.
Но гр. Татищеву было не до слежки. Потрясенный тем, что Государь принял сторону врага, губернатор на следующий день подал в отставку «по домашним обстоятельствам». Это было точное исполнение зимнего договора с председателем Совета министров — гр. Татищев сохраняет свой пост лишь под условием ухода о. Илиодора.
Если верить Сергею Труфанову, то губернатор даже высказал свое раздражение непосредственно Государю, посредством письма, в котором якобы указал, что царь поставил монаха выше своего былого товарища по гвардейской службе.
Теперь Столыпин снова «рвал и метал», но находился слишком далеко от Государя — в Ливадии. Пришлось обратиться к посредничеству своего временного заместителя Коковцова. В телеграмме к нему (7.IV) Столыпин сохранял обычную корректность. Ни словом не обмолвившись о собственном афронте, он лишь предложил решение, чтобы сгладить остроту дела. Напоминая, что о. Илиодор предлагал выпороть губернатора и министров на царской конюшне, Столыпин продолжал:
«Я зимой удержал Татищева на службе лишь под условием перевода Илиодора, громко поносящего Татищева — верного слугу Государя. Теперь власть губернатора окончательно подорвана, и Татищев — лучший из губернаторов — должен уйти. Все это, конечно, не было доложено Государю. Буду очень вам благодарен, если вы испросите Всемилостивейшее разрешение Его Величества объявить Илиодору, через Преосвященного Гермогена, одновременно с Высочайшей резолюцией о разрешении оставаться в Царицыне, и неудовольствие по поводу возвращения его политике [так в тексте] нападок на администрацию. Хотя этим я не рассчитываю удержать Татищева на службе, но администрация окажется в меньшей степени дискредитированной».
Прочитав эту телеграмму, Государь ответил Коковцову (10.IV), что 1) о. Илиодор оставлен только по просьбам его паствы и в уверенности, что впредь он будет вести себя прилично, 2) выходки священника и монаха против представителей власти недопустимы, 3) ввиду заслуг и достоинств гр. Татищева его отставка не принята. Иными словами, что милость о. Илиодору не есть порицание гр. Татищева.
Таким образом, Высочайшая резолюция потребовала авторизованного комментария, который в тот же день был разослан руководителям обоих ведомств, то есть Лукьянову и Крыжановскому.
Гр. Татищев остался на своем посту. На прошении об отставке появилась пометка синим карандашом: «Пр. оставить без движения до указаний [нрзб]».
Столыпин, дождавшись от Государя той формулы, которая соответствовала его видам, телеграфировал гр. Татищеву 11.IV: «Ввиду выраженного Его Величеством неодобрения непозволительному поведению иеромонаха Илиодора по отношению к администрации, благоволите о дальнейшей деятельности его, по возвращении Царицын, периодически меня уведомлять».
Приблизительно такое же распоряжение Синод в тот же день послал еп. Гермогену, предписывая, кроме того, «принять все зависящие от него меры к тому, чтобы иеромонах Илиодор отнюдь не дозволял себе оскорбительных отзывов и выходок в отношении представителей власти и деятельности правительственных учреждений».
В один и тот же день 11.IV Синод послал еп. Гермогену два указа — один о Высочайшей милости, второй о Высочайшем неудовольствии.
С исключительной бюрократической ловкостью Столыпин дотянулся до Царского Села из Ливадии, превратив помилование в выражение неудовольствия.
О. Илиодор в Саратове (3–28.IV)
О. Илиодор прибыл в Саратов 3.IV и поселился, как всегда, в архиерейских покоях. Сюда сначала пришла телеграмма от Вырубовой: «Дело идет», а затем другая от митр. Антония: «Его Величество Государь Император Всемилостивейше разрешил иеромонаху Илиодору возвратиться в г. Царицын».
Священник решил дождаться открытия навигации и ехать с первым пароходом. Покамест, успокоившись за свою участь, начал выходить в город, делать визиты, а в крестовой церкви ежедневно служил молебны. Но ни на каких собраниях не выступал.