Иллюстрированные сочинения

«Милостивый государь! Только что случилось большое несчастье. Нашего друга, знаменитого художника г-на Оливье Бертена сшиб омнибус и переехал колесом. Мне еще неясно, насколько серьезны повреждения; исход катастрофы может быть двояким: и скорая смерть, и относительное благополучие. Г-н Бертен настоятельно просит Вас и умоляет ее сиятельство графиню немедленно приехать к нему. Надеюсь, милостивый государь, что ее сиятельство и Вы не откажетесь исполнить желание нашего общего друга, который, возможно, не доживет до утра.

Доктор де Ривиль».

Графиня не сводила с мужа широко раскрытых, полных ужаса глаз. Затем по ней словно пробежал электрический ток, и она обрела то мужество, которое порою, в минуту опасности, делает женщину самым отважным существом на свете.

– Скорее одеваться! – приказала она служанке.

– Что прикажете подать? – спросила горничная.

– Все равно. Что хотите. Жак, – обратилась она к мужу, – будь готов через пять минут.

Потрясенная до глубины души, она направилась к себе, но, увидев все еще дожидавшегося извозчика, спросила:

– Ваш экипаж здесь?

– Да, сударыня.

– Хорошо, мы поедем с вами.

И побежала к себе в спальню.

В безумной спешке она принялась одеваться, судорожно застегивая крючки, завязывая тесемки, узлы, напяливая и как попало натягивая на себя платье, потом собрала и кое-как скрутила волосы; она видела в зеркале свое бледное лицо и блуждающие глаза, но теперь она об этом не думала.

Накинув манто, она бросилась на половину мужа, который был еще не готов, и потащила его за собой.

– Едем, – говорила она, – подумай: ведь он может умереть!

Граф растерянно плелся за нею, спотыкаясь, силясь разглядеть ступеньки неосвещенной лестницы, нащупывая их ногами, чтобы не упасть.

Ехали они быстро и молча. Графиня дрожала так сильно, что у нее стучали зубы; она смотрела в окошко, как проносились газовые рожки, окутанные пеленою дождя. Тротуары блестели, бульвар был пустынен, ночь стояла зловещая. Подъехав к дому художника, они увидели, что дверь распахнута; в освещенной швейцарской никого не было.

Навстречу им на верхнюю площадку лестницы вышел врач – доктор де Ривиль, седенький, низенький, полненький человечек, выхоленный и учтивый. Он почтительно поклонился графине и пожал руку графу.

Задыхаясь так, словно, поднявшись по лестнице, она исчерпала весь запас воздуха в легких, графиня спросила:

– Ну что, доктор?

– Что ж, сударыня, я надеюсь, что дело не столь серьезно, как показалось мне в первый момент.

– Значит, он не умрет? – вскричала она.

– Нет. Не думаю.

– Вы ручаетесь?

– Нет. Я хочу сказать одно: я надеюсь, что имею дело с сильным ударом в области живота без повреждений внутренних органов.

– Что вы называете повреждениями?

– Разрывы.

– Откуда вы знаете, что у него их нет?

– Я так предполагаю.

– Ну, а если они есть?

– О! Тогда это дело серьезное.

– И он может умереть?

– Да.

– Очень скоро?

– Очень скоро. Это дело нескольких минут, а то и секунд. Но вы не волнуйтесь, сударыня – я уверен, что он поправится недели через две.

Она слушала с глубоким вниманием, Стараясь все узнать и все понять.

– Какой разрыв может быть у него? – продолжала она.

– Например, разрыв печени.

– А это очень опасно?

– Да… Но я был бы удивлен, если бы теперь наступило какое-нибудь осложнение. Войдемте к нему. Это ему нисколько не повредит, напротив, – он ждет вас с таким нетерпением!

Первое, что увидела графиня, войдя в комнату, было иссиня-бледное лицо на белой подушке. Свечи и пламя камина освещали его, обрисовывали профиль, сгущали тени; графиня различила глаза на этом мертвом лице – они глядели на нее.

Все ее мужество, вся энергия, вся решимость разом исчезли – это было осунувшееся, искаженное лицо умирающего. Ведь она видела его совсем недавно, и вот во что он превратился; это был призрак. «О, господи!» – беззвучно прошептала она и, дрожа от ужаса, подошла к нему.

Чтобы успокоить ее, он попытался улыбнуться, но вместо улыбки на лице его появилась страшная гримаса.

Подойдя к постели, она осторожным движением положила обе руки на руку Оливье, вытянутую вдоль тела.

– О, мой бедный друг! – еле выговорила она.

– Ничего! – не повернув головы, совсем тихо сказал он.

Она смотрела на него, потрясенная этой переменой. Он был так бледен, словно в жилах у него не осталось и капли крови, щеки ввалились, как будто он всосал их, а глаза запали так глубоко, точно их втянули внутрь на ниточке.

Он прекрасно понял, что его подруга в ужасе, и вздохнул.

– В хорошем же я виде!

Все еще не отводя от него пристального взгляда, она спросила:

– Как это случилось?