Иллюзии

Но Джиллиан Кинкейд не была похожа на тех женщин, которых знал Чейз. Он ожидал увидеть в ней уверенность, самонадеянность и вызов. Но с самого начала она была неуверенной, щедрой и доброй. А что, если ее очаровательная наивность просто уловка, хитро расставленная ловушка? В таком случае победила она, это она мастерски соблазнила его, и именно он оказался наиболее уязвимым из них двоих.

Джиллиан все еще пребывала в чудесном сне или в прекрасных грезах, но ее изумрудные глаза и чуть подрагивающие губы приглашали его присоединиться к этому сну, наполнить ее новыми воспоминаниями и сделать это безотлагательно, прямо сейчас.

Губы Чейза встретились с ее губами, и он подумал: «Это должно помочь даже самым смутным воспоминаниям выйти из забвения. Воспоминания, основанные на чувствах, рано или поздно вырвутся из долгого плена и всплывут на поверхность».

Не имеет значения, как глубока потеря памяти, потому что восторг от поцелуев Джиллиан, от его прикосновения к ее губам способен воскресить любую память, как бы глубоко она ни запряталась. Впрочем, их поцелуи не воскресили никаких воспоминаний у Чейза Карлтона, но когда ее губы приоткрылись ему навстречу, приглашая его разделить с ней бушевавшую в ней страсть, Чейз почувствовал, что сердечные раны чудесным образом затягиваются, боль постепенно уходит, излеченная силой ее любви, которая нежным коконом обволакивает его тело.

Если это всего лишь сон, то ему хотелось бы никогда не просыпаться. Если это жестокое вероломство, ему хотелось бы навечно запутаться в его волшебных сетях.

Навечно. Чейз хотел заниматься с ней любовью медленно и бережно, но его неистовое желание, соединившись с ее желанием, заставило его забыть обо всем. Ее пальцы залезли к нему под пижаму и щекотали его грудь, а его умелые руки, дрожа от нетерпения, начали открывать тайны, спрятанные под скромной ночной рубашкой.

Внезапно она замерла.

— В чем дело? — заботливо спросил он.

— Я не взяла с собой противозачаточный колпачок.

В ее глазах появилось чувство вины, а разгоряченные страстью щеки еще больше порозовели. В тот самый момент, как Джиллиан вынула из чемодана ситцевую, а не шелковую ночную рубашку, Чейз понял, что она не будет его соблазнять. Она провела последние десять дней, готовя его любимые блюда в надежде, что их вкус и запах воскресят хоть какие-то проблески его памяти, но в ее планы не входило дарить ему чувственное наслаждение.

А почему нет? Чейз знал ответ на этот вопрос: потому что она совсем не была уверена в том, что занятие любовью поможет воскресить его память. Джиллиан не считала себя привлекательной и более того: некрасивая маленькая девочка, которая после трагедии превратилась в красавицу, но решила, однако, посвятить свою жизнь детям и книгам, не вступала в случайные связи ни с незнакомцами, ни даже с человеком, который выглядел точно так же, как ее муж, которого она любила.

Джиллиан не собиралась заниматься с ним любовью в раю. Потому она и не взяла с собой ни шелковой ночной рубашки, ни предохранительного колпачка, но Чейз разбудил в ней желание, и оно читалось в ее глазах, хотя теперь они наполнились чувством вины.

Джиллиан хотела заняться любовью с высоким, темноволосым незнакомцем, но не хотела заниматься ею, не предохраняясь.

Почему? Чейз не знал, но он понял все, когда чувство вины сменилось у нее печалью, болью и страхом.

О нет, шептало его сердце в молчаливом протесте. В чем же заключается ее ужасная тайна? Неужели в их браке было столько проблем, что жена не хотела иметь ребенка даже сейчас, когда ее муж чудесным образом вернулся к ней из водяной могилы?

«Похоже, Джиллиан, я ошибался насчет твоей невиновности. Каким образом тебе удалось незаметно заглушить во мне дар зла, которым меня наградил Господь? Неужели застенчивость и щедрая нежность, которые я вижу, не более чем талантливая игра и самая хитрая из твоих уловок?»

— Почему ты боишься забеременеть? — подозрительно проговорил Чейз.

Нежность исчезла из его голоса, а голубизна его глаз, которую Джиллиан видела всего мгновение назад, затерялась в грозовом сердитом сером цвете. Холод, который слышался в его вопросе, вызвал из ее глаз поток слез. Подавив в себе желание ее утешить, Чейз решительно потребовал ответа:

— Скажи мне, Джиллиан!

— Ты не хотел иметь детей, Чейз.

— Я не хотел?

— Ты.

Сердце Джиллиан кричало: «Расскажи ему все! Расскажи ему о той боли, которую он причинил тебе. Пусть он сейчас выглядит сердитым, дай ему шанс снова стать нежным. Позволь ему объясниться с тобой».

— В первые несколько лет нашего брака ты приходил на все наши школьные праздники. Ты тогда удивительно ласково относился к детям. Ты даже организовал для них посещение твоей студии. У тебя, мне казалось, был природный дар находить с детьми общий язык. Ты всегда знал, что для них важно. Ты это помнишь?

«Я хорошо знаю детей. Я знаю, как они чувствительны и ранимы, даже те из них, кто кажется сильным и упрямым. И я знаю, что для них важно: быть любимыми и защищенными».

Оказывается, его брат-близнец, который был любим и защищен, тоже знал об этом.