Отдав это распоряжение, он сел за стол и попробовал читать, но никак не мог уловить смысла. На страницах философской книги мелькало изображение Констансии. Ему казалось, что девушка улыбается ему, завлекает его, нарочно мешает читать.
Прошли два томительных часа. Уже далеко за полночь он услышал, как кто-то осторожно пробирается по коридору. Тут же скрипнула дверь, и в комнату вошел Респетилья.
– Что так поздно? Принес ответ? – спросил доктор.
– Вы думаете, что сюда так легко добраться? Мальчишка, который должен был отворить мне дверь с черного хода, спал без задних ног; едва его добудился, а то пришлось бы ночевать на улице.
– Я спрашиваю: ты принес ответ?
– Не расстраивайтесь, ваша милость.
– Ну вот еще. С чего ты взял, что я расстраиваюсь? – говорил доктор, и по голосу, жалобному и молящему, было ясно, что он совершенно подавлен. – Я и не думаю расстраиваться, но скажи, ради бога, в чем дело?
– Говорю вам, что нету письма. Донья Констансия бранила Манолилью за то, что она принесла ей ваше.
– Я так и думал. Сердце мне подсказывало. Какой я несчастный. Я не хочу, чтобы меня здесь дурачили. Завтра же едем домой.
– Сеньорито, я считаю, дела не так плохи, как вам кажется.
– Почему ты так думаешь?
– Я думаю так потому, что у доньи Констансии, которая не желает отвечать, появилась ни с того ни с сего блажь.
– Что за блажь?
– Она сказала Манолилье, что теперь стоит прекрасная погода, в саду теперь – что надо, а ночью, когда звезды и пахнет апельсинами, и того лучше, Манолилья сказала, что и правда – в саду как в сказке, особенно от часа до двух, тогда барышня сказала, что у нее такое желание: погулять завтра в это время в саду.
– Ах, Респетилья, я едва верю своему счастью. Она согласна на свидание, согласна видеть меня и говорить со мною у решетки сада?
– Сеньорито, я ничего подобного не говорил. Вы не так меня поняли: Констансия ничего не говорила Манолилье о свидании, и я тоже ничего такого от Манолильи не слышал. А о вас вообще не говорилось ни слова. Известно только, что у Констансии есть такая блажь – погулять завтра в час ночи в саду, понюхать апельсины и поглядеть на звезды. Две калитки с решетками выходят на улицу, и ваша милость может туда подойти. Кто запретит вам гулять по улице? Улица общая, и вы можете нюхать апельсины, когда вам захочется.
– Пойду, Респетилья, непременно пойду.
– Манолилья считает, что вам нужно получше завернуться в плащ, чтобы никто не узнал. Здесь народ зловредный: любит поболтать. Мы с вами выйдем в переулок, вы подойдете к решетке, чтобы сад посмотреть и цветы понюхать, и тут как бы ненароком встретите свою двоюродную сестру и поговорите с нею.
– Дай бог, чтобы представилась такая возможность, – вздыхая, сказал доктор.
– Не вздыхайте так тяжело, сеньорито. Дышите веселее: бог даст, все устроится в наилучшем виде.
Доктор был вне себя от радости. Он хотел быть щедрым и дал слуге за добрые вести монетку в четыре дуро, что равнялось восьми арробам вина высшего сорта и немногим более двенадцатой части его металлического запаса.
На следующий день была и прогулка и званый вечер у дядюшки – все, как обычно. Констансия держалась любезно, но холодно. Может быть, менее любезно, чем всегда. Дон Фаустино видел ее в окружении поклонников, даже говорил с нею, но она была непроницаема.
Доктор сгорал от нетерпения. Время тянулось бесконечно. Вечеринка казалась нескончаемой. Но всему приходит конец. Наступил час пополуночи.
К тому времени доктор успел проводить донью Арасели домой и поужинать с нею. Он был готов к свиданию.
Как только все в доме улеглись и затихли, доктор нахлобучил шляпу, плотно завернулся в плащ, захватил пистолет и кинжал и вместе с Респетильей вышел через черный ход на улицу. Сад был обнесен высокой стеной с двумя решетчатыми калитками. Деревянных дверей не было, и весь сад хорошо просматривался, насколько это позволяла густая зелень апельсиновых и лимонных деревьев, кустов жасмина, роз и других растений. В переулке царила глубокая тишина, а в саду, казалось, было еще тише. Слышалось только журчание фонтана, расположенного где-то в глубине сада.
Луны не было, но звезды светили так ярко, что видны были дорожка сада и канавка, выводившая воду из чаши фонтана, чтобы она не переливалась. По обеим сторонам канавки, судя по запаху, росли фиалки. Их аромат был так силен, что забивал все остальные: запахи роз, апельсинов и лимонов.
– Они еще не пришли, – начал было Респетилья.
– Молчи, будем ждать, – перебил его доктор.
Прошло несколько минут в полной тишине.
– Идут, вот они, идут. Но нельзя же, ваша милость, стоять прямо против калитки, словно пугало. Вспугнете голубок – и поминай как звали. Встаньте к стене – мы увидим, когда они будут подходить.
Доктор покорно исполнил совет: отошел от решетки и прижался к стене. Послышались легкие шаги, приятный и соблазнительный шорох шелка и крахмальных юбок. Донья Констансия и Манолилья скоро оказались близ решетки, где прятался Фаустино.