Иллюзия любви

– А если ваш псих моих пациентов ухайдакает?! – не сдавался дежурный. – Тогда мне придется отвечать. Ты-то, Смирнов, как обычно выкрутишься, а я...

– Ладно, – перебил тот, кого называли Смирновым, – хватит базарить. Никого он не убьет. Он в наручниках. Тем более, давно уже успокоился – только бормочет что-то. А если хочешь, я постою рядом с тобой у обезьянника – подежурю. Если что – то успеем его скрутить – вместе-то...

– А вот и хочу! – заявил дежурный. – Тогда и на тебе тоже ответственность будет.

– Договорились, – ответил ему Смирнов.

– Ну и все, – усталым голосом резюмировал наш дежурный, – заносите, ребята.

Как только топот нескольких ног стал ближе, я отошла от решетки и села на свое место рядом с Дашей.

Даша так же безучастно, смотрела в пол. Васик ничего не выражающими глазами пялился в стену. Даже на расстоянии в два с половиной метра от него нестерпимо несло ужаснейшим перегаром.

Ну, хоть они ничего не слышали – не прислушивались. Вот еще – не было печали. Так теперь еще и психа в наш обезьянник приволокут...

Додумать мысль я не успела. К решетке вместе с нашим дежурным подошли два милиционера. Под руки они вели какого невысокого коренастого человека с короткой стрижкой в потрепанной одежде с бледным, разбитым в кровь лицом. Ноги задержанного подгибались, будто на плечах его лежала невыносимая тяжесть, а руки были скованы наручниками. Приглядевшись, я заметила, что наручники на запястьях застегнуты очень плотно – железо врезалось в кожу чуть ли не до крови.

Должно быть, это было очень больно, но задержанный явно не чувствовал этой боли. Он, кажется, вообще ничего не чувствовал. Бормотал только что-то неразборчивое себе под нос.

Лязгнула решетчатая дверь, и задержанного прямо в наручниках швырнули на бетонный пол камеры. Дверь тут же захлопнулась.

Один из милиционеров попрощался за руку со своими коллегами и ушел. А другой – чья широкая физиономия была украшена пышными пшеничными усами – видимо, тот самый Смирнов – закурил сигарету и, заложив руки за портупею, остался стоять напротив решетки.

Дежурный снова уселся на свой стул.

– О, господи, – проговорила Даша, очнувшись от своих размышлений, – он же избит весь! Он едва живой, а вы его в наручниках на камень швыряете. Звери.

– Добрая какая, – ухмыльнулся Смирнов, не выпуская сигаретку изо рта, – тебя бы на место той тетки, которую он арматуриной отоварил...

– Какой тетки? – спросила недоуменно Даша, но никакого ответа не получила.

Задержанный долгое время не пытался подняться. Наконец он пошевелился и сел, прислонившись спиной к опущенным нарам напротив решетки.

Милиционер вдруг вздрогнул, вглядевшись в его лицо.

– Слышь, – сказал он дежурному, – посмотри-ка на этого гаврика... Никого он тебе не напоминает?

Дежурный поднялся со своего стула, подошел к Смирнову и присел на корточки, посмотрел на отделенного от него решеткой мужчину.

– Кажись... – начал было он, но прервал сам себя, – да нет, не может быть.

– Как это не может! – как-то встревоженно воскликнул Смирнов и тоже приземлился на корточки рядом с дежурным. – Посмотри! Как две капли воды.

Даша посмотрела на безучастного ко всему, что происходит вокруг мужчину и тихо охнула. Я тоже не удержалась и глянула в лицо скованного. Да, черт возьми! Где-то я видела этого человека... Постойте, постойте... По телевизору я его видела... И не один раз – много раз! Спортивная передача, канаты, гонг, трусы до колена... Перчатки. Удар, удар! Нокдаун! Ну, точно, это он, всемирно известный...

– Это он! – взволнованно проговорил дежурный, поднимаясь на ноги. – Точно он... Только как он... Нет, не может быть. Двойник?

– Нет, не двойник, – Смирнов глядевший на скованного наручниками, как зачарованный, уверенно тряхнул головой, – тот же шрам у левой брови... А нос! Посмотри на его нос!

– Эй, мужик! – позвал дежурный задержанного. – Тебя как зовут?

Задержанный приподнял голову. В глазах его, мутных и полузакрытых, на секунду качнулось нечто осмысленное.

– То-оша... – протянул задержанный.

– Антон, значит, – ошарашенно выговорил дежурный, – подумать только – кто у нас в обезьяннике сидит. Сам Буденный! Антон Семенович! Десятикратный чемпион мира по боксу в полутяжелом весе.

– Мать твою, – сглотнув, негромко произнес Смирнов, – я же его поклонником был, когда он десятый раз американских негров мочил и чемпионом мира становился. А помнишь про него говорили, что он, мол, свою родословную ведет от того самого Буденного. Который это... в гражданскую войну воевал?

– Ага, – подтвердил дежурный, – просто глазам своим не верю. Такой спортсмен... Такой великий человек, а так нехорошо кончил... За что его, говоришь, забрали? Тетку прутом чуть не забил до смерти?

Смирнов, не сводя глаз с Буденного, молча кивнул.

– Мать твою, – снова сказал Смирнов, – мать твою...

Я внимательнее вгляделась в окровавленное лицо экс-чемпиона. Что-то странное было в его глазах. Что-то странное и что-то до боли знакомое.

Мужчина на полу вдруг поднял голову и посмотрел на меня. Прямо в глаза мне.