Иллюзия прогресса: опыт историософии

Об опасностях неумеренного возвеличения человека ещё в XVII веке предупреждал Паскаль. Позже Кант направил остриё своего критицизма против самомнения разума, представлений о его автономности и всемогуществе, с одной стороны, и о полной познаваемости человека и мира – с другой. В XIX веке Достоевский и Ницше раскрыли глубокую противоречивость человека, его тайные – нередко страшные – глубины[47].

Другая характерная черта Нового времени – эпохальный сдвиг в духовной сфере: постепенный отказ от религиозного мировосприятия и в конечном счете секуляризация общества. Между тем безрелигиозность – это не просто отрицание религии или индифферентное к ней отношение. В первую очередь это – переоценка ценностей, в частности, отказ от авторитета нравственного начала, внеположенного и сверхприродного по своему происхождению (об этом речь пойдёт ниже). Поэтому неудивительно, что наметилось вырождение натуралистического, по выражению С. Франка, гуманизма как такового. А. Солженицын так же видел «ошибку в самом корне, в основе мышления Нового времени», в миросозерцании, «которое… может быть названо рационалистическим гуманизмом либо гуманистической автономностью – провозглашённой и проводимой автономностью человека от всякой высшей над ним силы»[48].

В результате закономерное высвобождение индивида из связывающих его пут со временем парадоксальным образом обернулось такой индивидуализацией, которую стоило бы назвать «избыточным освобождением».

Подлинное значение всех этих явлений проявилось особенно наглядно, когда в результате триединого процесса – секуляризации, сложения индустриального строя, появления массового производства и потребления во всей Европе становым хребтом социума оказались непросвещённые массы. В условиях, когда сословное деление общества ушло в прошлое, в развитых странах во второй половине XIX столетия возникло так называемое массовое общество. Х. Ортега-и-Гассет писал об этом как о «восстании масс», «низших слоев народа, в котором христианство было слабым слоем над толщей языческих установок». Получив политические и гражданские свободы, индивид в массовом обществе остался внутренне неготовым к свободе, подразумевающей прежде всего личную ответственность и общую культурность.

Это был человек, который, по словам Э. Фромма, «в большинстве случаев ещё недостаточно созрел, чтобы быть независимым, разумным, объективным. В секулярном обществе такой человек особенно испытывает чувство одиночества и бессилия в новом сложном мире стихийных враждебных сил. Он не в силах вынести, что он предоставлен собственным силам, что он должен сам придать смысл своей жизни, а не получить его от какой-то высшей силы, поэтому людям нужны идолы и мифы»[49]. Следствием оказалось то, что Фромм назвал «бегством от свободы». Свобода все больше утрачивала свой статус как личного, так и общественного идеала.

Свобода оказалась, таким образом, поистине «двояким даром»: она потребовала от индивида такой ответственности, такого самоограничения, на какие у него не хватало сил. В итоге он постепенно переставал ценить и начинал терять её. Вот почему для духовной и культурной ситуации современного Запада во многом характерно истолкование свободы как исключительно как «свободы от».

Прошедшее столетие показало самые различные варианты такого «бегства» – от передоверия своих свобод авторитарным и тоталитарным режимам до растворения их в обессмысливающей гонке общества потребления, до фактического отрицания гуманистической культуры, иногда даже враждебности ей самого «образованного класса». Судьба культуры в наши дни трагична: по существу социум отторгает её. («Я китаец – никто меня не понимает”, – говорил Мандельштам в “Четвёртой прозе”».) На авансцену выходит упрощённый, или «уплощённый» индивид. Похоже, что он в известной мере лишается субъектности, поскольку массовая культура и властные структуры со своей пропагандой манипулируют его сознанием, во многом превращая его в объект, неспособный самостоятельно мыслить и понимать мир[50].

Такой индивид не умеет и не хочет пользоваться свободой, добытой предшествующими поколениями, он не вполне способен к подлинно гражданской жизни[51]. Происходит падение интеллектуального уровня; полуобразованный, невежественный человек склонен к отказу от ответственности за свою жизнь – непременного атрибута граждански-зрелой личности, он готов отдать свою судьбу и свободу в руки любого умелого искусителя. Сегодня для «массового» индивида характерны также уход в виртуальный мир квазиреальности с помощью наркотиков или погружения в Интернет. Даже это чудо всемирной паутины он предпочитает использовать, как показывает статистика, для поиска самых примитивных и вульгарных способов развлечения.