— Я, — вызывающе вздернул подбородок хозяин — средних лет мужчина, высокий и с пустым, заткнутым за пояс, рукавом рубахи.
В это время в дом вошел довольный нацгвардеец с охотничьим карабином в руке:
— Ось, знайшов у комори!
— Твий? — вздернул левую бровь Сыч.
— Мой, — последовал ответ.
— Та ты сэпаратыст, — ухмыльнулся Сыч, — пидэш з намы.
— Русише бандит! — переведя взгляд с фотографии на мужчину, скривил губы Рунге.
Когда хозяина дома стали выводить, женщина с криком «не пущу!», бросилась к дверному проему, но Сыч свалил ее ударом ноги в живот, и тут же сам покатился на пол от удара вырвавшегося из рук солдат бывшего десантника. Тот прыгнул к брякнувшему о доски «коротышу», но схватить оружие не упел, — Залесски прошил инвалида тремя выстрелами из своей М-16.
— Кинчайтэ усих! — выхаркнул изо рта выбитый зуб Сыч, вставая на ноги, и треск автоматных очередей слился с криками убиваемых.
Когда последняя дымящаяся гильза со звоном откатилась к порогу, «чистильщики», убедившись, что все мертвы, продолжили обыск. При этом Рунге снял со стены в одной из спален приглянувшуюся ему небольшую древнего письма икону, Сыч вырвал из ушей залитой кровью женщины золотые сережки, а остальные ограничились разного рода понравившимися им вещами. Когда вся группа с чувством выполненного долга вышла из кисло воняющего порохом дома, в разных концах поселка слышалась беспорядочная стрельба, вопли местных жителей и лай перепуганных собак. Зачистка продолжалась.
Около восьми вечера в сиреневых сумерках гаснущего дня она была закончена с подсчетом конечных результатов. Собравшиеся в здании поселкового Совета младшие командиры доложили старшему о выявлении и ликвидации трех оказавших неповиновение «сепаратистов», а также аресте еще шестерых, в том числе двух женщин.
— Пишлы, я гляну, — записав все в журнал боевых действий, поднялся тот из-за стола, над которым уже висел портрет Бандеры.
На небольшой площадке перед административным зданием стояли несколько пыльных бэтээров с БМП*, окруженных гоготавшими бойцами (многие были явно навеселе), а чуть в стороне, у окаймлявших ее кустов сирени под охраной двух бойцов угрюмо стояла захваченная в плен группа местных жителей. Мужчины (среди них подросток и старик) были в кровоподтеках и ссадинах, женщины с растрепанными волосами и заплаканные.
При коротком разбирательстве выяснилось, что все они являлись местными активистами, призывали односельчан не подчиняться новым украинским властям и обращаться за помощью к России.
— И отой шмаркач?* — кивнул батальонный командир на щуплого подростка.
— Так, панэ майор, — ответил один из охранявших пленных нацгвардейцев. — Двух заарэштованых и його выказав ось цэй патриот.
Рядом тут же материализовался юркий с бегающими глазами тип, сообщивший, что он за новую власть, которой готов служить верой и правдой. По его словам, мальчишка отказывался изучать украинский язык в школе и призывал к этому других, а во время одного из митингов швырнул камень в представителя «Свободы», приезжавшего в поселок для ведения агитационной работы.
— А ты сам хто будэш? — заинтересованно оглядел «патриота» майор. — И чым займаешься?
— Я Сергей Маркович Осмачко, — подобострастно ответил тот. — Преподаю физкультуру в поселковой школе.
— Наша людына, — покровительственно похлопал Осмачко по плечу Сыч, а Рубин перевел суть беседы наемникам, и те одобрительно закивали.
— 3 цього часу ты тутешный староста, — заявил майор. — А чи е у сэлыщи ще патриоты?
— Как же, — настороженно покосишись на арестованных, наклонился к нему вновь испеченный староста, — имеются. Мой кум Петро Ломака и сосед Иван Гнидин. Недавно вернулся из заключения.
— Гаразд, — констатировал батальонный начальник. — Завтра о шостий ранку усим буты в комэндатури, — он кивнул на здание поссовета, — отрымаетэ посвидчэння, зброю тазавдання.
— Есть! — осклабившись, изобразил строевую стойку Осмачко. — Рад стараться!
На следующий день, выставив на окраине поселка несколько блокпостов, группа зачистки, прихватив арестованных, вернулась в аэропорт, в котором уже были развернуты батареи залпового огня «Град» и изготовлены к бою самоходные артиллерийские установки.
Спустя еще час, сразу после получения приказа, начался массированный обстрел Донецка. Реактивные снаряды с воем уносились в сторону темнеющих вдали городских окраин, им вторили залпы самоходных установок. После непродолжительной артподготовки для нанесения авиаударов туда же прострекотали несколько вертолетов, началась осада столицы Донбасса.
— Слава Украини! — взяв под козырек, напутствовал выдвигавшуюся из аэропорта бронегруппу маститый генерал из Киева.
— Гэроям слава! — вразнобой и без особого подъема отвечали сидящие на броне солдаты с нацгвардейцами.