Имеющий уши, да услышит

– Прекрасно. – Он медленно подошел к ней. – Клер… вы же споете мне, да? Там, в Бронницах? И с детьми вашей подруги меня познакомите? Я люблю детей, я всегда хотел вам это сказать… И мы с вами…

– Евграф Федоттчч, подождите… нет…

– Клер, я безумно вас…

– Пожалуйста, не надо об этом! – Клер отпрянула, потому что он уже почти обнял ее, решительно намереваясь снова поцеловать. – Вы должны поехать в Москву в лазарет, как просят врачи.

– Клер, я не могу… я не в силах расстаться с вами. Я вас…

– Молчите! – Она подняла руку, запрещая ему продолжать. – Ваша рана опасна. Ее надо лечить. Я боюсь за вас, Евграф Федоттчч. Пожалуйста, ради меня, поезжайте в лазарет!

– Хорошо. Смею я вас просить, Клер, чтобы вы отправились в Москву со мной? – Он смотрел ей прямо в глаза, он был сильно взволнован. – Чтобы мы никогда больше с вами уже не расставались!

– Нет.

– Нет? Но я… Клер, вы что, отсылаете меня… вы гоните меня прочь?!

– Нет, я… но мы… вы должны! – Клер путалась в словах под его настойчивым, отчаянным взглядом.

– Вы гоните меня? Но я думал… после всего, что случилось между нами… после того, что мы вместе пережили… после того, что было, Клер… я думал, я надеялся… Вы спасли мне жизнь!

– И вы спасли меня, – ответила Клер и закончила по-русски: – Долг платеж красный… Так ведь говорят у вас в России?

– Долг? Всего лишь долг? Вы так это называете? – Он шагнул к ней, он крепко обнял ее. – Посмотрите на меня, Клер… Я у ваших ног… я обожаю вас, боготворю… А у вас нет ни малейшей искры чувства ко мне? Все, что было между нами, вы называете долгом?

– Евграф Федоттчч, вам надо ехать в Москву в лазарет, – твердо, собрав всю свою английскую гордость и сдержанность, ответила Клер, высвобождаясь из его объятий. – А оттуда вы отправитесь в свое орловское имение к семье, как и планировали ранее. Наше совместное расследование закончено. Оно многому меня научило. Во многом изменило мою жизнь. Я узнала вас – и счастлива нашему знакомству, потому что такого умного, великодушного, храброго и доброго человека я не встречала раньше. Но… все завершилось. Я приехала в Россию служить гувернанткой, учить детей Юлии. И я должна вернуться теперь к своим прямым обязанностям. А вы хотели увидеть свою семью, поэтому после лечения вы отправитесь домой, куда вас звало раньше ваше сердце. И это будет правильным. Верным решением.

– То, что я женат, никогда не встало бы между нами, потому что… Клер, ну взгляните же на меня! Не отворачивайтесь! Мы уедем с вами! Далеко! За границу! Для меня нет невозможного, я сделаю все, что вы пожелаете. Я посвящу свою жизнь вам. Я уже живу только вами и ради вас! Клер, моя Клер… С вами я так же свободен, как и вы!

– Нет. И вы несвободны. И я.

Он молчал. Потом произнес.

– Это из-за Байрона, да? Все никак не можете его забыть?

Клер молчала. Она не хотела лгать ему. И не желала, чтобы он сейчас увидел лицо ее, выражение ее глаз – столь же отчаянное, беспомощное и горькое, как и у него.

– Я никогда не забуду наше с вами расследование, Гренни, – произнесла она после паузы. – И вы навсегда останетесь в моем сердце. Но сейчас мы должны расстаться.

Он повернулся и пошел прочь. Он твердо держался на ногах.

А Клер тихонько вернулась к себе в комнату.

Она закусила кулак свой так сильно, чтобы слуги не слышали, как она рыдает.

Когда вещи были собраны и погружены, когда они с Юлией Борисовной уже усаживались в дорожную карету, Евграф Комаровский вместе с Гамбсом и свитой медиков и офицеров тоже вышел из дома.

Возле кареты Юлии Борисовны стояла белошвейка, она их провожала. Комаровский медленно спустился по ступенькам, подошел к карете.

– Сударыня, – обратился он громко к белошвейке, чтобы слышали все. – От своего имени как командующего и от имени всего Корпуса внутренней стражи приношу вам свои искренние извинения за тот жестокий поступок, что был учинен над вами одним из моих офицеров. Он понес должное наказание. А вы, если возможно, не держите зла на корпус.

– Принимаю извинения, господин генерал. – Белошвейка выглядела ошарашенной, внезапно она всхлипнула. – Да что уж… да ладно… зажило все уж… Вас вон, бедного, тоже Темный как жестоко ранил… Вам спасибо, господин генерал, что с барышней не убоялись сил адских, избавили нашу округу от великой страшной беды, от Темного и его порождений!