Имеющий уши, да услышит

Его старший брат Павел, о котором Клер слышала, что он герой войны 1812 года, шестнадцатилетним мальчиком сбежал из дома в гусарский полк и затем воевал в партизанском отряде знаменитого полковника Фигнера, за что и получил награду от самого фельдмаршала Кутузова и широкую славу, был облачен в коричневый фрак и нанковые белые брюки в обтяжку. В руке он держал цилиндр. Ростом ниже Гедимина и плотнее – крепко сбитый, почти квадратный молодой человек. Русоволосый с зелеными глазами, он внешне очень мало походил на брата-красавца, потому что…

Клер вспомнила, как в первую их встречу с Павлом Черветинским на музыкальном вечере в Иславском она старалась, чтобы тот не заметил, как ее первоначально поразил и шокировал его внешний вид. Потому что Павел Черветинский страдал жестокой формой псориаза, именуемой русскими «кожной коростой». Ужасные белесые бляшки покрывали кисти его рук, а также шею под подбородком, часть щек возле ушей – на месте псориаза не росли даже бакенбарды.

Но это было не заразно. Он сам сразу всем об этом говорил, чтобы пресечь расспросы и недомолвки. Тогда на музыкальном вечере Клер заставила себя его недуг не замечать, потому что так внешне Павел Черветинский был даже симпатичен. А когда говорил или широко, по-мальчишески улыбался, то вообще располагал к себе.

– Добрый день, граф, – приветствовал он Комаровского. – Мадемуазель, рад вас видеть. – Его французский был безупречен.

– Прошу прощения за вторжение, – мужественным жандармским баритоном ответил Евграф Комаровский. – Обстоятельства заставили последовать за вами сюда, господа. У нас неотложное дело. Это чье поместье? Представьте нас, пожалуйста, хозяевам.

– Синьорита Кастро – испанская гувернантка, а это мадемуазель Саркози – французская гувернантка. – Павел Черветинский повел Комаровского и Клер к пожилым дамам – судя по всему, закоренелым старым девам. – Ну а это мадемуазель Лолита. Она вернулась весной сюда, к себе домой, из Швейцарии, где воспитывалась в пансионе католического монастыря.

Девочка в платье, пышном от кружев, сделала реверанс, как только он назвал ее имя. Клер рассматривала ее – лет примерно двенадцати, очень худенькая, анемичная, с черными, как смоль, волосами и темными глазами. Треугольное личико ее было сильно набелено, а на щеках рдели румяна. Клер подумала – странно, что гувернантки разрешают ей косметику в столь раннем возрасте. Ее ручки были как спички, и их смуглая кожа контрастировала с набеленным личиком. В пене кружев платья и панталон этот ребенок со странным нерусским именем словно терялся. Как фарфоровая кукла, на которую надели новый, не подходящий ей по размеру и статусу наряд.

– Лолита Флорес Кончита Диана Кошелева – нареченная невеста моего брата Гедимина, – объявил Павел Черветинский.

– Мадемуазель Лолита, рад познакомиться с вами, я имел честь знать вашего покойного батюшку гофмейстера двора Кошелева. – Евграф Комаровский галантно поклонился Лолите. – Он был известный дипломат и вместе с графом Резановым и генералом Милорадовичем в молодости служил со мной в Измайловском лейб-гвардии ее величества полку.

– Добрый день, приятная погода. – Лолита произнесла это тоненьким голоском по-французски и глянула на Клер. – Здравствуйте, мадемуазель, как поживаете? Как ваше здоровье?

«Словно механическая кукла с заводом и набором заученных фраз», – пронеслось в голове Клер…

Павел представил их. Глянул на Гедимина, и тот, подав руку маленькой Лолите, повел ее к столу под липами, где был накрыт чай, а на многочисленных стульях вокруг стола восседали большие куклы. Здесь же горой громоздились букеты цветов, которые привезли братья, и большие коробки с подарками. Обе старые гувернантки – испанка и француженка – последовали за ними. И вот уже вся компания болтала по-французски, распаковывая при помощи подбежавших служанок коробки – вытаскивая сладости, торты, пирожные, а также новые игрушки для Лолиты Флорес Кончиты Дианы.

– Она внучка испанского герцога Алькудия, – объявил Павел Черветинский с затаенной гордостью. – Более известного как Мануэль Годой. Она Кошелева-Годой.

– Надо же, экзотический цветок на русской почве, – хмыкнул Комаровский. – Но чего только не встретишь в сих благословенных дачных подмосковных местах! Вы сказали, она невеста вашего брата?