...Имеются человеческие жертвы

—   Как установила пожарно-техническая экспертиза, высокая интенсивность пламени могла объясняться наличием в очаге пожара легко воспламеняющихся и горючих веществ, в частности, известного количества этилового спирта. А мать Клемешева, которая по-прежнему работала на том же заводе номер шесть, как раз имела доступ к техническому спирту, и нетрудно предположить, что, как и многие, таскала ценную жидкость с родного предприятия.

—    Так кем могли быть эти погибшие? — спросил Турецкий. — Думаешь, мать и ее младший сын?

—   Я ничего не думаю, — сказал Данилов, — я пока только излагаю факты. Но и это не все... У матери Клемешева имелась сестра, одинокая, она оставалась в Орловске. И в том же году она исчезла...

—   Много, много, Миша, — замахал руками Турецкий. — Перебор! Двадцать два! Это уже ни в какую статистику не лезет!

—   И ведь заметьте, — сказал Данилов, — статистика статистикой, а зацепиться-то не за что!

—    Ах, Клемешев, Клемешев, — потер подбородок Турецкий. — Интересно, хоть один из этих трагических фактов попал в его, так сказать, официальное жизнеописание? Уверен, что нет.

—   И ошибаетесь, Александр Борисович! Отслужив в армии, а он, между прочим, остался на сверхсрочную и после этого еще заключил контракт на три года, вернувшись в город, Клемешев отработал еще год водителем-экспедитором Степногорского треста столовых и ресторанов. А потом бывший прапорщик-афганец решил пойти .учиться и при поступлении в институт указал в автобиографии, что является круглым сиротой, а мать его трагически погибла за месяц до его демобилизации из рядов вооруженных сил.

—  Грустная биография, — заключил Турецкий. — И где он жил, когда вернулся на пепелище?

—   Сначала получил комнату в общежитии, от завода номер девятнадцать...

—  Ты не ошибся, точно девятнадцать?

Данилов сверился со своими записями и подтвердил:

—   Да, никакой ошибки.

—   Интересно! — Александр Борисович закинул руки за голову, глядя через окно куда-то вдаль. Потом, обернувшись и заметив удивленное, ждущее лицо Михаила, махнул рукой: — Может, и ерунда, не знаю. Возможно, только совпадение. Так что пока лучше промолчу.

Он и правда не хотел пока говорить о том узелочке, который как бы сам собой завязался в голове: номерной девятнадцатый завод был основным ядром научно-производственного объединения «Вспышка», директором которого много лет состоял покойный Сергей Степанович Санин.

Угодив под выстрел снайпера, который раздался вскоре после его возвращения от губернатора Платова, Турецкий в тот вечер так и не смог допросить Наташу в качестве свидетеля.

—   Вот что, Миша, — сказал Турецкий, — понимаю, как ты замотался, и, по совести говоря, если бы я был не зверь, а хороший начальник, дал бы я тебе часочка два-три отдохнуть. Но кому-то из нас должно было не повезти, Миша. И вот я — зверь, а ты — подчиненный. Хлебни чайку, перекуси и отправляйся-ка ты с деликатнейшим поручением: найди Санину и привези сюда.

—   Легко сказать — найди! — вскинулся Данилов. — Мы ведь, Александр Борисович, не в Шепетовке какой-нибудь!

—   Может, и хорошо, что не в Шепетовке, потому что за ней, как я думаю, сейчас могут таскаться те, от кого вы тогда ее охраняли. Хотя, насколько я разбираюсь в электричестве, ее жизни и здоровью сейчас ничего не угрожает. Ну, где она может быть? В университете, в штаб-квартире «Гражданского действия», в библиотеке или дома. Последнее вероятней всего. Мы должны были увидеться с ней в тот вечер, но свидание не состоялось. Отправляйся прямо домой. Чтобы, случаем, не засветиться, никуда больше не мотайся. Просто войди в ее подъезд и, если ее не окажется дома, кинь записку в почтовый ящик. Текст такой, запоминай: «Если хотите снова полюбоваться на реку у пиццерии, позвоните по телефону... » Оставишь свой номер в гостинице.  А дальше свяжешься и осторожно привезешь сюда. Она девушка сообразительная, все поймет.

—  Опасно, — сказал Данилов. — Если ее действительно секут, слишком много слабых точек.

—   Да, — сказал Турецкий. — Жизнь, как известно, вообще опасна, и этой аксиомы пока никто не опроверг. Был бы у меня другой выход... Но, увы, его нет! В общем, найди там чего-нибудь на кухне и жми!

«А ведь старуха Фортуна, похоже, соизволила таки обратить ко мне свое чело, — подумал Турецкий, когда вечером того же дня Данилов пропустил в комнату долгожданную гостью. — Молодец, старушка, так держать! Вот и пулю отвела, и Грязнов прямо с неба свалился, и Наташа Санина собственной персоной... »

За эти дни она, кажется, здорово сдала, ещё больше похудела и осунулась, как в народе говорят, почернела лицом. Горе, от него не убежишь, не спрячешься... Но при виде Турецкого ее лицо осветилось неподдельной радостью.

—  Как я рада! — воскликнула она. — Ваш Миша по дороге мне все объяснил, но вот сейчас, когда я вижу вас рядом... Честное слово, я ужасно рада!

—   А уж как я-то рад! — пожимая ей руку и помогая снять плащ, сказал Турецкий. — Запросто могли б никогда уже не увидеться.