Деваться было некуда. Леваков-калымщиков в нерабочий день было днем с огнем не найти, а уж утром — и подавно. Торопясь, Владимир и Наташа пошли, срезая путь, через лесопарк, сбегающий вниз с холма. И тут-то они увидели свою машину. Ночные похитители, чтоб не слишком утруждаться, не стали отгонять ее далеко — тут же и сожгли, не погнушавшись, впрочем, предварительно вынуть заднее и ветровое стекла и снять колеса. Но, конечно, смешно было бы думать, что это были заурядные происки заурядного ворья и шпаны.
— Вот так... — сказал Русаков, и на лицо его упала мрачная тень. — Смотри-ка, даже визитную карточку оставили!
Угонщики-поджигатели не слишком таились. На вчера еще белом, а теперь черном от копоти оплавленном кузове процарапали нечто вроде свастики, но не крестообразной, а составленной из трех лучей. И снова они переглянулись.
— Ладно! — зло сказал Русаков и сжал ей руку. — Только не паникуй, слышишь? Щенки показывают зубы, вот и все!
— Если бы щенки, — покачала она головой. — Скорее тут матерыми пахнет...
— Ладно! — повторил он и заставил себя улыбнуться. — Будет время — разберемся.
Через десять минут они достигли трассы, ведущей к центру города, и яростно размахивали руками, голосуя и пытаясь остановить какую-нибудь попутку. Как назло, все пролетали мимо, будто не замечая их. А тревога Наташи становилась все сильнее и сильнее. Высокий, светлоголовый, заметный в любой толпе, одетый в почти белый элегантный плащ и будто в тон, в колорит, сильно побледневший, Русаков чуть ли не под колеса кидался, и она сама не знала, чего хочет больше: чтобы он скорей поймал и остановил какую-нибудь машину или чтобы подольше не наступал этот момент, потому что никто теперь не мог сказать, кто окажется в случайной попутке, которая любезно примет их в свой салон и куда привезет. Теперь все могло быть. Она чувствовала это. И волнение вводило ее в какое-то полуобморочное, сомнамбулическое состояние, когда все перед глазами как бы плыло и казалось призрачным и ирреальным.
И в то же время она понимала, что деваться им уже некуда, пути назад нет, а значит — надо садиться в любую машину, какая подвернется, а уж там будь что будет. Было уже около девяти часов утра.
Наконец приближавшийся издали замызганный «уазик» доброжелательно замигал правым поворотником, резко вильнул и остановился около Русакова. За рулем его сидел простецкого вида парнишка, который, услышав названную Русаковым конечную точку маршрута, кивнул головой и как будто застенчиво спросил:
— А сколько?
— Сколько скажешь, — нервно бросил Владимир. — Только скорей, понимаешь.
— Садитесь.
Они взобрались в его машину, устроились на жесткой скамейке в пространстве позади водителя и понеслись по солнечной трассе к одному из мостов.
Но при приближении к мосту водитель подался вперед, даже привстал, вытянув шею, пытаясь что- то разглядеть впереди, и они тоже напряженно всмотрелись туда. Какое-то столпотворение машин, замерших на выезде к эстакаде, переходящей в мост.
— Что за фигня? — пожал плечами водитель и, пристроившись к веренице, выскочил из машины, чтобы что-нибудь разузнать.
Вернулся он минут через пять, обескураженно разводя руками:
— Говорят, в центре буза какая-то, вот и перекрыли...
— Какая еще буза? — подскочил Русаков.
— Да черт его знает... Толком не сказали. Вроде опять, как давеча, студенты. Не слыхали, что ли? Сейчас только по радио передали. Вышли вчера на митинг, ну и сцепились с ОМОНом. Вроде разошлись более-менее тихо, а ночью опять ОМОН на общаги бросили, отдубасили многих, на пол клали, ногами пинали, искалечили кого-то, демократия, блин... Ну а эти опять спозаранку, видно, поперли..,
— Вот оно! — вскрикнул Русаков. — Ты поняла, Наташка?! Вот в чем вся штука! Телефоны, пейджер, машина... Ну, спасибо тебе, друг.
Он сунул в кулак водителю несколько бумажек, выпрыгнул из машины и начал пробираться между притиснутыми друг к другу «Жигулями», «Москвичами» «Волгами» и иномарками вперед, ближе к мосту, туда, где виднелась мерцающая мигалка на крыше желтого милицейского «козла».
Наташа еле поспевала за ним, и оба они — высокие и светловолосые, в похожих светлых плащах, будто брат с сестрой, — привлекали внимание тех, что сидели в машинах. Некоторые шутливо окликали их, а иные, кажется, и узнавали Русакова.
— Все спланировано, понимаешь?! — яростно обернулся он к ней. — Все вычислили и рассчитали! Им надо было отсечь меня, блокировать! Оторвать от ребят и от наших... Нельзя было мне уезжать! Надо было остаться в общаге!..
Наконец они пробрались к милицейскому кордону и перегородившим дорогу машинам ГАИ и городского Управления внутренних дел. Не раздумывая долго, Русаков вытащил свое депутатское удостоверение и кинулся к человеку, сидевшему в одной из милицейских машин, судя по виду, начальнику над остальными. Тот тоже узнал Владимира.
— А-а, господин Русаков! — расплылся он в зловещей усмешке. — Ну что, довольны? Вот она, ваша демократия... И почему это вы тут? Заварили кашу, ребят завели, а сами вон где!