Имена

– Вот-вот, – Денис плеснул немного в кружки. – А я точно уверен, что служил. Руки помнят многое, да и так – образы иной раз посещают всякие. Но вернемся к Бублику. Он тоже служил. В артиллерии контрактником. Дело было где-то на юге нашей необъятной страны. Их полк подняли по тревоге и отправили на учения. На полигоне они окопали свои гаубицы и узнали, что стрельбы назначены на завтра. Бублик с одним из сослуживцев оправился в ближайшую лесопосадку справить нужду. И, представь себе, обнаружил там заросли конопли. Ну, юг есть юг. Как с коноплей ни борись, она все равно где-то прорастет!

Генка со знанием дела кивнул головой.

– Ага! – вскричал Рыжий. – Я вижу, ты в теме! Вот тебе и рефлексы… Короче, обкурились они до одури, а тут опять тревога и приказ стрелять из гаубиц. Бублик схватил в руки тяжелый снаряд и попытался запихнуть его в пушку, но поскольку в глазах у него не то что двоилось, а, скорее, четверилось, он промазал и тюкнул взрывателем снаряда в затвор. Жахнуло так, что они с Андрюхой Грузином моментально оказались в вагоне, следующем в известном направлении!

– Грузин тут при чем?

– Так он же этот снаряд ему и подал!

В комнате номер восемь раздался дружный гогот. Если бы рама комнаты имела стекла, они бы вылетели на улицу. Отсмеявшись, Генка с Рыжим выпили, закусили и продолжили разговор.

– А почему этого Андрюху называют Грузином? – поинтересовался Генка. – Лицо русское, сам блондин – блондином.

– О, это еще одна потрясающая история! – ухмыльнулся Рыжий. – Тебе знакома поэма «Витязь в тигровой шкуре»?

Генка вдруг ощутил, что прекрасно помнит это произведение.

– Ее автор Шота Руставели, – ответил он. – Поэма написана хорошим слогом и легко запоминается. Вот, например: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Там много о любви, дружбе и чести. Но напрягает, что все герои по любому поводу и без повода рыдают, проливая потоки слез. Причем занимаются этим, в основном, мужчины. Создается впечатление, будто грузины в средние века только тем и занимались, что ревели, наполняя речки соплями и слезами. Но в целом поэма, конечно, очень красивая.

– Родители Андрюхи тоже оценили ее по достоинству, и потому назвали своего сына в честь одного из героев поэмы. Так и появилась запись в свидетельстве о рождении ребенка: Автандил Карасев. Чем плохо?

Генка, покачав головой, ничего не сказал.

– Он просит называть его Андреем. Ну, а о прозвище Карасев, естественно, не просил. Оно само прилипло. Сначала называли его Карасем, но грузинская составляющая пересилила.

Здесь дверь скрипнула и в комнату всунулась лопоухая вихрастая голова. Глаза ее воровато обшарили помещение и остановились на паре собутыльников.

– Ага, – произнесла голова. – То-то я думаю, кто здесь ржет, если все на работе?

Дверь открылась полностью, и в комнату шагнул юнец лет восемнадцати от роду. Был он тощим и напоминал своей комплекцией жердь, сорванную ветром с забора, а вид имел болезненный. Узкое лицо его сплошь покрывали веснушки, а глубоко засевшие в черепе глаза лучились нездоровым блеском. Из-за спины юнец высунул руку с зажатой в пальцах кружкой.

– Рыжий, – просительно сказал незваный гость, – плесни капельку, а?

– Сахар гони! – ответил Рыжий.

– Я его съел, – виновато признался юнец. – В тот же день как получил.

– Вот теперь иди водички попей, чтоб задница не слиплась, – Рыжий явно не собирался заниматься благотворительностью.

– Ну что ты жадничаешь? – шмыгнул носом юнец. – Налей, а то настучу, что в рабочее время бухаешь.

– Ах, так?!

Рыжий вскочил на ноги, подбежал к окну и, высунувшись на улицу, заорал:

– Патруль!

Со двора прозвучал звонкий голос Собачкиной.

– Что случилось? – спросила она.

– Тут на втором этаже ошивается Радий-Палладий, – ответил Денис. – Видимо, в тунеядцы записался.

Генка, продолжавший сидеть на стуле, увидел, как юнец, подпрыгнув, сделал в воздухе разворот на сто восемьдесят градусов и рванул в коридор.

– Сейчас мы его выловим! – крикнула Собачкина. – Эй, один к подъезду, один на другую сторону дома. Стоять! Вон он, из окна выпрыгнул! За ним! Бегом марш!

Во дворе послышался звук ломаемых кустов и вслед за этим возник дробный топот.

– Стой, стрелять буду! – вопила Собачкина.

– Улю-лю! – орал в окно Рыжий.

– Сдаюсь, только не бейте! – кричал юнец.

Наконец все стихло, и Денис, хлопнув незакрытой Палладием дверью, вернулся к столу.

– Из чего она стрелять собиралась? – поинтересовался у него Генка.

– Ни из чего, – махнул рукой Рыжий. – Так, слышала где-то выражение, вот и использует. Она инициативная и сообразительная. О таких говорят – шило в заднице. Двумя словами – дура неугомонная. Не связывайся с ней.

Они выпили и продолжили разговор.

– Почему он Радий-Палладий? – спросил Кабанов.