Имена

– Самый древний здесь – Макарыч, – рассказывал Денис, продолжая прерванный сиреной разговор. – Сколько он тут торчит – неизвестно, а сам не признается. Второй по сроку – раб божий Очкасов, швабру ему в жабры. Зовут его Захаром Роман-заде. В совокупности с фамилией имя и отчество характеризуют его полностью. Это что-то восточное. Роман-заде значит – сын Романа, а короче – Романович. Но официально – первый вариант, почему – никто не знает… Потом Козлаускасы. Вот о них все известно, поскольку появились они лет пять назад.

– Значит, основное население поселка здесь недавно, – сделал вывод Генка.

– Да, – кивнул головой Денис. – Я, например, всего год. Грузин с Бубликом – восемь месяцев, а Радий-Палладий с Петлюрой – месяца два-три. Остальные – от нескольких месяцев до трех-четырех лет. Около десяти домов пустуют. Я так думаю, что поселок наш новый и еще не заполнен до конца. Хотя, судя по строениям…

– А куда подевались те, что прибыли сюда вместе с Очкасовым или дедом Макарычем?

– Ну, брат, такие вопросы нужно задавать им. Вот и задашь при встрече.

Свернув с асфальта, они углубились в лес по одной из хорошо протоптанных тропинок. Пройдя сквозь редкий ельник, Генка с Денисом оказались на берегу спокойной узенькой речки с пологими берегами, поросшими хилыми деревцами ив. Ширина ее не превышала семи метров, а вода была мутной, как в сточной канаве.

На другом берегу реки торчал плетеный сетчатый забор, следовавший за изгибами русла. Высота его была около двух метров, а длина не угадывалась вовсе, поскольку сетчатая конструкция терялась из виду за первым же поворотом. Там, за забором, рос точно такой же лес, как и со стороны поселка.

Железное сооружение не напрягало глаз и нисколько не портило природу, так как было оплетено хмелем снизу доверху. Зато жгут толстого кабеля, протянутый над речкой на высоте около десяти метров, казался в этом лесу настолько лишним, что вызывал чувство, схожее с досадой.

Из-за высоких деревьев, растущих на противоположном берегу, невозможно было понять, откуда этот кабель идет, зато прекрасно виднелась точка, где он заканчивается. Кабель упирался в бетонную мачту и спускался к большой трансформаторной будке, расположенной на поселковом берегу речки. Из будки выходило несколько толстых проводов, которые разветвлялись через ту же мачту и уходили в сторону поселка, крепясь на невысоких деревянных столбах.

– Мое хозяйство, – указал рукой на будку Денис. – Я здесь работаю постоянно. Повезло. Мне надо кое-что сделать. Я отлучусь, а ты прогуляйся. Походи, осмотрись. Вечером мы к тебе в гости зайдем. Ах, да! – он хлопнул рукой себя по лбу, – дуй за мной.

Рыжий подошел к ближайшей иве, достал из кармана ножик и быстро нарезал пучок тонких веточек. В два счета он сплел из них одну сандалию как раз по ноге Генки.

– Видал, как делается? – спросил он. – Вторую сплетешь сам. Обувь – дрянь конечно, но другой здесь нет. Ничего, привыкнешь. На пару дней хватает, зато материала – хоть отбавляй, – Рыжий кивнул головой в сторону ближайшей ивы.

– Ножик оставь, – попросил Генка.

– Не оставлю, – покачал головой Денис. – Нож – основное орудие электрика. Изоляция там, то – се… И на складе его не получишь. Вот поработаешь на глюкальном заводе – сделаешь сам из какой-нибудь железяки. А веток тебе хватит. Я нарезал с лихвой.

Генка, выбирая стебель потоньше, спросил:

– А что, ток по забору не идет?

– Ха! – ржанул Денис. – Заметил, что хмель зеленый? Однако наблюдательный ты. Правильно заметил. Пока не идет. Но стоит кому-нибудь приблизиться к забору ближе, чем на метр – пойдет моментально!

– Датчики стоят?

– Возможно. Или в заборе, или рядом с ним. Никто их не видел. Тех, кто пытался увидеть, приплющивало так, что потом они долго вообще смотреть не хотели. Ни на что. Уже давно никто к забору не лазит. Ладно, занимайся, я пошел.

Денис направился к будке, а Генка уселся под ивой и принялся плести вторую сандалию. Получилось у него не так ловко как у Рыжего, но вполне сносно. Кабанов обулся и медленно пошел по берегу вдоль русла реки, привыкая к сандалиям.

За поворотом берег оказался полностью заросшим кустарником и потому Генка слегка углубился в лес. Пройдя сотню шагов, он повернул к речке и вышел на чудесную полянку, которую природа украсила трухлявым бревном. Оно лежало прямо у воды и делало полянку необычайно комфортным местом. Но в момент выхода Генки из леса райская красота улетучилась, поскольку ее вытеснили своим видом два прыщавых юнца, сидевших на бревне.

Они были до странности похожи друг на друга: худые, вихрастые и лопоухие. Даже глубоко засевшие глаза их, испуганно уставившиеся на Генку, смотрели одинаково и выражали единственную тревожную мысль: «Атас, нас почикали!» Юнцы молчали и краснели ушами.

Генка, подойдя ближе, рассмотрел, что на самом деле юнцы никакими близнецами не были. Они различались и носами и ушами. Только лихорадочно блестевшими глазами не различались и потому походили на заговорщиков, застигнутых на месте тайного заседания.