– В том-то и дело, – сказал он. – Но вера в чудо никогда не оставляет. Ни человека, ни… в общем – никого. Вот вроде знаешь, что ничего не выловишь! Ну и тешишь себя мыслью, будто пришел просто посидеть на природе, подумать о хорошем и отдохнуть душой. Но где-то в глубине естества все равно шевелится крохотная надежда: вдруг сегодня заплывет сюда какая-нибудь рыбина, пусть даже не золотая, а обычная, мясная. Отгоняешь эту надежду подальше, а она, родимая все равно не умирает. Вот так и получается… Новенький, что ли?
– Да, – ответил Генка.
– Зовут как?
– Геннадием.
– А по-настоящему?
– Геннадием.
– А меня Макарычем.
– Очень приятно. У вас клюет.
– Тьфу на тебя! – Макарыч опять начал злиться. – Я тут ему душу изливаю, а он издевается!
– Да ей-богу клюет! – крикнул Генка. – Подсекайте!
Дед взглянул на реку и мгновенно вскочил на ноги. Поплавок плясал на воде так, будто снизу его дергало электрическим током. Макарыч рванул удочкой, и снасть со свистом выстрелила из воды. Поймав рукой поплавок, дед поднес к глазам крючок с насаженным на него толстым червем-грабаком.
Никакой рыбы на крючке не было, зато висели две черные жирные пиявки, присосавшиеся к червяку. Дед посмотрел на Генку.
– Не понял!– сказал он удивленно. – Это они так дергали, что поплавок уходил под воду? Чем, интересно? У них же ни рук нет, ни ног.
– А может, они сосали вразнобой, – предположил Кабанов. – От неправильной работы насосов тоже тряска случается.
– Нет, – с сомнением покачал головой Макарыч. – Сосать можно по-всякому. Но чтоб от этого поплавок колбасило? Вряд ли.
– Ну, тогда остается еще один вариант, – сообщил Генка. – Возможно – они любовная парочка, занимающаяся размножением. От такого занятия всегда что-либо ходуном ходит.
– Опять издеваешься?
– Да, – честно признался Генка.
Макарыч рассмеялся.
– Веселый ты парень, – сказал он, сбивая щелчком пиявок с червя и забрасывая снасть в воду. – За что попал сюда?
– Да так, – махнул рукой Генка, не собираясь трепать языком перед дедом.
– Такай, не такай – все равно никаких тайн здесь не сохранишь. Я сегодня Бублика навещал, он мне все про тебя рассказал.
Генке в очередной раз захотелось набить Коле морду. Полностью обоснованно.
Поплавок опять принялся дергаться. В этот раз дед не зевал. Он резко подсек и снова перед его глазами оказался крючок с жирным червяком. Пиявки тоже были на месте. Только теперь их количество увеличилось до четырех.
– Бордель открылся! – прокомментировал Генка. – Есть где размножаться, да еще и наливают.
– Шел бы ты отсюда! – враждебно сказал Макарыч. – До твоего появления такого не было.
– Ухожу-ухожу, – миролюбиво сказал Кабанов, пятясь к кустарнику.
Дед молча проводил его недружелюбным взглядом.
Генка, скрывшись в лесу, принялся отводить душу. Он шел вдоль берега и смеялся. Получалось – Рыжий полностью прав. Поселок Райский Кущ № 69 был кунсткамерой, в которой собрались одни придурки! Отсюда вытекала интересная мысль: если поселок создан только для придурков, значит – и сам Генка идиот. Погоняв в мозгу это потрясающее заключение, Кабанов расхохотался еще сильнее.
Отсмеявшись, он остановился и прислушался. Где-то звучали голоса. Много голосов. Там, откуда доносились звуки, людям было весело, так как гремели взрывы хохота и долетали обрывки разговоров, в которых проскальзывала нецензурная брань. Где брань? Здесь? Ой, как интересно!
Генка твердыми шагами направился в сторону, откуда веяло весельем и новизной.
Глава четвертая
Гудок ревел мощно и пронзительно. Генка проснулся, рывком подобрал ноги и сел.
Он был в кровати и сидел на матрасе, сшитом из такой же мешковины, как и его нынешняя одежда. В изголовье лежала смятая подушка, набитая неизвестно чем.
Кабанов осмотрел себя с ног до головы и обнаружил следующее: во-первых, он был гол; во-вторых – находился в своей новой комнате; в-третьих – тело его болело, потому что было избито.
Прислушавшись к ощущениям, Кабанов понял – избитость не смертельна. Кое-где по телу обнаружились синяки, но все они находились в состоянии, которое смело можно было назвать стадией окончательного заживления. Ощупав руками лицо, а затем и всю голову, Генка обнаружил мягкую шишку на затылке, находившуюся в процессе рассасывания, а также припухлость левого глаза, которая тоже не внушала опасения, так как чесалась подобно затянувшемуся шраму, нисколько не влияющему на здоровье.
Мешок лежал на стуле. Генка встал, надел его и, почесав затылок, принялся вспоминать вчерашний день.
*
По мере приближения к берегу речки звуки становились громче, а когда осталось пройти всего несколько шагов, в кустах справа вдруг застонал женский голос. Да так хорошо застонал, что даже идиоту стало бы понятно, чем там занимаются. Генке тут же захотелось сунуться на звук, но элементарное чувство порядочности пересилило любопытство, и он просто прошел мимо.
Раздвинув кусты перед собой, Кабанов оказался на большой поляне, полого спускавшейся к речке. Он остановился и принялся наблюдать за группой молодых людей, занимавшихся непонятным для него делом.