Имена

Однако коварная прелестница в самый последний момент поменяла планы и то ли куда-то уехала, то ли не открыла мне дверь. А скорее всего -просто забыла об мне. О сотовых телефонах в те времена не слышали даже на Западе; помотавшись некоторое время по ее кварталу, я как был – элегантный и с цветами – пошел к Зайдентрегерам, благо они жили на обратном моем пути домой.

Втроем мы просидели дотемна и я был счастлив непостоянству ветреницы, перенаправившей вектор своих интересов.

Ведь женщин в моей жизни имелось предостаточно, а вот Зайдентрегеры были единственными в своем роде.

* * *

Такие чудесные отношения продолжались между нами несколько лет.

Потом моя жизнь сменила курс на 180 градусов; настали те самые тяжелые времена, о которых предупреждало еще 2-е послание к Тимофею.

Я расстался с первой женой, создал вторую семью, уехал в другую часть города и погряз в повседневности. Которые бросили меня в яму с песком – такую, откуда в принципе невозможно выбраться, но где приходится копать круглыми сутками, чтобы не засыпало с головой…

И – сколь ни стыдно сейчас в том признаться – лишь по случаю и достаточно поздно узнал об уходе и Михаила Акимовича и Любови Николаевны.

Они ушли тихо, с небольшим промежутком – как положено душевно тонким людям, не мыслящим жизни друг без друга.

Узнав, я испытал такую горечь, будто я не просто потерял своих близких людей – именно близких, хотя мы общались менее десяти лет! – а мне отрезали часть меня самого.

* * *

Бывая позже в тех местах, я смотрел на тот бело-желтый дом в «неоалександровском» стиле…

Старый дом с высокими потолками и низкими подъездами в тополиной метели…

Дом, из окна первого этажа которого когда-то слышались джазовые синкопы старого классического рояля…

Дом, где меня согревали тепло и свет двух ВЕЛИКИХ ЛИЧНОСТЕЙ в культуре некогда культурного города…

Любовь Николаевна Троицкая и Михаил Акимович Зайдентрегер представляли собой целую ЭПОХУ – которая была создана и их усилиями, которая была ими самими и которая не повторится никогда и ни при каких условиях…

…Что-то сдавливало мне дыхание, к глазам подступали слезы и я старался проехать через улицу Советскую как можно быстрей.

* * *

Писав в 2007 году своего «Снайпера», я по какой-то причине дал фамилию Михаила Акимовича одному из приятелей главного героя, мужественного скрипача-еврея.

После опубликования текста мне пришло письмо от незнакомого Зайдентрегера – уже не помню откуда: из США, из Германии, или из Израиля.

От него я узнал, что фамилия «Зайдентрегер» – имеющая русский смысл «Носитель шёлка» – является достаточно редкой, что этот читатель ищет однофамильцев по всему свету и очень рад обнаружить еще одного – пусть даже вымышленного альтиста из одиозного романа.

О Михаиле Акимовиче – основателе башкирской фортепианной школы, музыканте, педагоге и человеке – мой неравнодушный корреспондент не слышал.

В те времена башкиры еще не начали составлять свою энциклопедию и я оказался едва ли не первым, кто вывел на просторы Интернета имя Михаила Зайдентрегера.

* * *

Нынешней весной, охваченный замыслом стихотворения памяти Александра Вертинского, я почему-то думал о Михаиле Акимовиче.

А написав, услышал голос Любови Николаевны, поющей этот нечаянный и грустный романс:

Очень медленно тянутся дроги:

Их возница давно изнемог.

Никуда не глядит у дороги,

В этой жизни изверившись, бог.

Нету с нами малайца лихого,

Португалец отправился в путь.

И над розовым морем лиловый

Китайчонок не сможет уснуть.

Александр! уж не падают листья,

Облетел опустелый тот сад.

Где желтеют забытые кисти?

Где на карте найти Сталинград?

Чья там гордость теперь – Севастополь?

Чьей земли нынче песни слышны?

Лишь стоит Ваш серебряный тополь

У Кремлевской суровой стены…

Петербург Игоря Громова-Дранкина

Решив написать это маленькое эссе об одном направлении в творчестве замечательного Петербургского фотохудожника Игоря Громова-Дранкина, я отнюдь не претендую на истину в высшей инстанции.

Мастер такого уровня вообще не нуждается в статьях о себе. Лучше чужих слов говорят за себя его фотографии.

Просто искусство Громова-Дранкина вызывает во мне столь глубокий отклик, что я не могу удержаться от высказывания… даже не впечатлений, а ассоциированных воспоминаний и мыслей.

Замечательный фотограф живет в чудесном городе.

Самом замечательном и одновременно самом противоречивом городе мира.