Проснулся Зорин от яркого солнца, бившего в глаза. Сознание еще хранило ощущение чего-то приятного и радостного. Он с хрустом потянулся и вдруг увидел сына. Тот сидел на краю кровати в мятой пижаме, с всклокоченными волосами и густой щетиной на ввалившихся щеках, Но глаза его смеялись:
– Ну и горазд ты поспать, папка! Я уж хотел будить тебя. Живот подвело от голода.
Зорин вскочил с кровати:
– Сейчас я все организую.
– А ты что, даже не разделся вчера?
– Так получилось, сын, – он наскоро поплескался под краном, наполнил чайник, включил газ. – Яичницу будешь?
– Все буду. Да ты не торопись, я еще побреюсь сна чала.
– Тогда я котлеты поджарю.
Зорин достал из холодильника фарш, поставил на плиту сковороду.
– Папка-а! – снова послышалось из ванной. – А у нас вчера кто-нибудь был или мне показалось?
– Врач был.
– Тропинина? – Дмитрий высунул из двери намыленную физиономию. – Тропинина, да?
– Тропинина. Она и поставила тебя на ноги. А то я уж голову потерял.
– Да я и сам думал, конец пришел. Зато теперь вижу, что за врач наша Татьяна Аркадьевна. Волшебница! Слушай, папка, где у вас тут можно цветов достать? Не каких-нибудь, а понимаешь, чтобы дух захватило!
– Подожди ты с цветами! Вчера вон телеграмма пришла. Ты почему Алене не пишешь?
– А зачем ей писать?
– Вот тебе раз! То он без нее жить не мог, предложение сделал. А теперь...
– А теперь думаю, не стоит мне на ней жениться.
– Ну, ты вот что... Есть вещи, которые не решают так вот между бритьем и завтраком.
– Верно, вот поедим, тогда и потолкуем. У-ух, какой запах! Будто сто лет не ел!
Зорин терпеливо ждал, когда сын уничтожит последнюю котлету, потом сказал:
– А как с письмом в институт? Написал ты им что-нибудь?
– Нет, не написал. И не буду. Незачем! С братом Аллы я виделся, он мне все объяснил. Человек действительно вынужден без прописки перебираться с квартиры на квартиру, лишь бы остаться в городе, где он надеется избавиться от своей болезни. Что же касается сестры его... Пусть институт сам проверяет, кто она и чем дышит. Не беспокойся, у них целый штат для этого существует. А чем я могу им помочь? Я же, в самом деле, ничего не знаю. Да и жить-то мне здесь осталось... Скоро сам явлюсь пред грозны очи Саакяна.
– Саакян здесь ни при чем, – жестко возразил Зорин. – В делах такого рода непосредственный начальник, кто бы он ни был, далеко не единственный и даже неглавный судья.
– А какой суд имеешь в виду ты? Органы госбезопасности?
– Органы госбезопасности – само собой. Но главным судьей всегда останется твоя совесть.
– Ну что совесть? Я же объяснил тебе, Виктор болеет и...
– Да, объяснил. Но я должен со всей ответственностью, как врач, сказать, что никакой болезни, которая помешала бы человеку жить где-либо, кроме Кисловодска, просто не существует. А потом – почему Виктор так поспешно сменил квартиру? Я интересовался – хозяева не выселяли его. Кстати, ты знаешь, где он теперь живет?
Дмитрий покачал головой.
– Вот видишь. И еще – если они оба не были прописаны в Кисловодске, то как Алла Нестеренко могла работать в городской школе?
– Ты что же, думаешь...
– Я думаю, тебе надо сегодня же поехать в Пятигорск и подробно рассказать обо всем кому следует.
– Нет, папа, только не это! – Дмитрий с опаской посмотрел на полузашторенное окно.
– Но почему нет? Ты боишься чего-то? – перехватил Зорин его взгляд.
Дмитрий отвел глаза в сторону:
– Я не могу этого сделать. Не могу! Поверь мне, папа. И прошу тебя, не спрашивай больше ни о чем!
– Ладно, не буду. Ты расскажешь обо всем сам. А это нужно, сынок. Нужно! Чтобы снять с души тяжесть, которая гнетет тебя. И помочь тебе в этом смогу только я. – Зорин привлек голову сына к груди, пригладил его рассыпавшиеся волосы.
На мгновение Дмитрий, казалось, перестал дышать. Затем резко высвободил голову из-под рук отца:
– Хорошо, пап, я расскажу тебе все. Все-все! Только.., Дай слово, что этого никогда не узнает Тропинина.
– Я обещаю тебе, сын.
Тогда слушай. Этот Виктор примазался ко мне еще в поезде, поменялся местами с каким-то стариком. Я не при-дал этому никакого значения. А потом...
– ...Димка, Димка! – покачал головой Зорин, выслушав сбивчивый рассказ сына. – Нет чтобы рассказать все чуть раньше. А теперь... Теперь действительно ехать тебе в Пятигорск небезопасно. Но и оставлять все это так – тоже нельзя. Что же нам делать, буйная головушка? Придется ехать мне, другого выхода я не вижу. Против этого, надеюсь, ты не будешь возражать?
– Нет, папка, – вздохнул Дмитрий, словно сбрасывая с плеч огромную тяжесть. – И что бы я стал делать без тебя! Когда думаешь поехать?
– Сегодня, сын. Иначе будет поздно. Кстати, у меня есть там кое-какие дела. Только вот что, Дима. Мы должны не только покаяться, но и помочь товарищам из госбезопасности. Постарайся описать мне этого Виктора: его внешность, привычки, какие-то особые приметы...
– Да ничего особенного, папа: высокий, стройный, светловолосый, курит... Да, вот! Он, когда ходит, то... как бы это сказать? Будто подергивает левым плечом. Да, лменно подергивает, точно ему мешает что-то там, под пиджаком.