Я назвал себя и своих работников. Майор предложил нам спуститься на несколько ступенек в подвал и сказал:
— Я из оперативного отдела Рослого. Рекомендую туда пока не ходить, немножко подождите. Рано, только зря будете подвергать себя опасности.
— Но у меня свои задачи…
— Понимаю, товарищ полковник, но зачем по-пустому рисковать в последние минуты войны… Переждать надо час-два, и никто не будет мешать вам и вашим работникам заниматься своими делами. Генерал Рослый строго приказал — без нужды в здание никого не пускать.
Только около 10 часов утра 2 мая всей группой мы вошли в рейхсканцелярию. Встретив незнакомого подполковника, я спросил:
— Не нашли Гитлера?
— Да черт их там разберет. Весь подвал завален трупами… Я перевернул около десятка, и все они похожи на фюрера…
Мы сунулись в подвал. Запах крови, пороха и еще чего-то тяжелого ударил в лицо. На лестницах темно. Доносились частые автоматные и пистолетные выстрелы. Навстречу поднимался старшина с окровавленной рукой. Увидев нас, он остановился, сказал сердито:
— Сами себя уничтожают, паразиты… Не ходите туда. Простреливается весь коридор…
Мы вернулись и направились в кабинеты и залы рейхсканцелярии. Почти в каждом помещении сидели и лежали красноармейцы, старшины, офицеры. Вид у всех был усталый, измученный… Многие с повязками на голове и на руках. Кругом валялись бумаги, немецкие деньги, разбитая мебель, осколки стекол, фашистские ордена. В большом зале без окон на полу лежала огромная люстра. Это и был кабинет фюрера. Возле люстры, заложив руки за спину, молча стоял среднего роста, уже немолодой, с виду давно не отдыхавший полковник. Увидев меня в сопровождении целой группы следователей и солдат, он представился, назвал себя Шевцовым и сообщил, что комдив Антонов назначил его комендантом здания[14]
.Я раньше не встречался с В. Е. Шевцовым, поэтому представился ему и попросил рассказать, не знает ли он что-нибудь о Гитлере.
— Абсолютно ничего. Солдаты обшарили все кабинеты, обыскали всю часть освобожденного подвала, каждую нишу и нашли не менее трех трупов, которые только в темноте были похожи на Гитлера…
— Может, вы нас проведете в подвал?
— Не могу, товарищ прокурор. Берзарин строго приказал Антонову: пока саперы не проверят подвалы, никого туда не пускать. Да и все равно ничего в темноте не найдете — везде трупы, а те, кто еще жив, пытаются стрелять… Не стоит рисковать. Если Гитлер там — не уйдет.
Во дворе мы обшарили все уголки, несколько раз осмотрели сухой бассейн, о котором позже писалось, что он чуть ли не был завален трупами двойников фюрера, но никого похожего на Гитлера не нашли. Я до сих пор недоумеваю, почему так много говорилось о двойниках? Неужели наш следственный глаз был настолько близорук, что мы не заметили бы эту подтасовку? Да и для чего Гитлеру в последние часы жизни нужны были двойники, для какой легенды?
Не обнаружили мы, хотя и тщательно осмотрели двор, что-нибудь похожее на костер, на котором сжигали трупы Гитлера и Евы Браун. Правда, весь двор рейхсканцелярии и сад были словно перепаханы разрывами снарядов и все следы могли быть уничтожены.
Мы уже собрались покинуть последнее убежище Гитлера, как увидели Н. Э. Берзарина, Ф. Е. Бокова и В. С. Антонова. Так же, как и мы, они тщательно осматривали помещения рейхсканцелярии, двор, сад.
Я поделился своим огорчением:
— Ни бесноватого, ни его трупа…
Берзарин сказал:
— Может, действительно сожгли? А в общем, не огорчайтесь. Время у нас теперь есть, чтобы разобраться, а пока советую: поезжайте в город. Началась всеобщая капитуляция.
…Еще удушливо тянуло пороховыми газами, едким дымом пожарищ, еще где-то далеко и глухо стучал пулемет и ухала одинокая пушка, а на улицах шумел, плясал, торжествовал военный люд.
Посередине улицы, у парадных подъездов, а то и прямо на грудах камней, на опрокинутых исковерканных колоннах, на обломках стен кучками стояли и сидели запыленные, закопченные, неумытые рядовые, сержанты, офицеры. Все они что-то оживленно рассказывали друг другу, кричали, взрывно и дружно хохотали. Потихоньку пробираясь между ними, мы двинулись к рейхстагу. За поворотом, образовав большой круг и загромоздив широкую площадь, стояли танки. В центре круга — большой, крытый сукном стол, а на нем под гармонику кто-то лихо отплясывал.
— Объезжай, — подсказали мы водителю.
Он осторожно обогнул круг, но из него выбежали несколько лихих, вспотевших, с озорными глазами танкистов и преградили нам дорогу. Расталкивая толпу, подбежал совсем еще юный лейтенант:
— Товарищ полковник, просим к нам! Мы из бригады полковника Наруцкого[15]
…Двухрядка смолкла. Ко мне подошел старшина и, держа в одной руке бутылку с яркой этикеткой, а в другой высокий, розового хрусталя, бокал, сказал:
— Пожалуйста, выпейте с нами за победу! — И он наполнил бокал.
Я подумал: «Пить на улице полковнику, прокурору… А дисциплина?» Да и не умел я пить… и сотни глаз устремились на меня.
Взяв бокал, я привстал с сиденья, громко сказал: