Именинница

— Боюсь, другого объяснения у меня нет. О прошлом Заравича я узнала во время нашего совещания. Хоффман тоже был частью криминального мира, и его семье угрожали… это все. И вот я оказалась там, в нужное время в нужном месте. Думаю, мне повезло…

— Здесь не одно только везение, Амелия. Ты повела себя профессионально. Сохранила самообладание в критической ситуации, стреляла. Ты не только оказалась в нужном месте в нужное время, но и приняла правильное решение, причем очень непростое. Немногие молодые полицейские смогли бы так…

Они снова замолчали, — пожилой комиссар, без пяти минут пенсионер, и девушка-стажер, его молодая смена. Тишина натянулась, как струна, когда вбежал Расмус и объявил, что они готовы к переезду. Гренс поручил Марианне и Свену проверить, не забыла ли Зофия упаковать что-нибудь из необходимого, после чего они покинули квартиру с двумя мертвецами на полу спальни и вышли к припаркованному автомобилю, вместе с мальчиками и их младшей сестрой на руках у мамы.

Когда двадцать минут спустя машина остановилась возле особняка постройки начала девятисотых, всю семью Хоффманов клонило в сон. Комиссар даже раздумывал, стоит ли их будить. Уж очень не хотелось прерывать это дружное, мерное дыхание, с храпом и посвистываниями. Но делать было нечего, пришлось растормошить маму и детей, одного за другим. А когда вошли в квартиру, дети, забыв про усталость и сон, разбежались по комнатам, которых и в самом деле оказалось много. Тут же дал о себе знать голод, и всем стало ясно, что печенье в клетку, — рецепт, изобретенный Эвертом Гренсом в тот вечер, когда ему пришлось поработать няней, — то, что нужно на сон грядущий. Отыскались необходимые ингредиенты и вафельница, в которой нужно было выпекать печенье, чтобы оно получилось в клетку. Может, именно поэтому мальчикам сразу удалось уснуть, каждому на своем диване. Уверенность и чувство заботы, воплощением которого стало печенье в клетку, сделали возможным полноценный ночной отдых.

— То есть… это у тебя прятался Пит? В этой квартире?

Снаружи давно стемнело. Зофия и Гренс сидели за кухонным столом с бокалами вина, слишком сладкого для столь позднего времени суток, но это было единственное, что нашлось из алкоголя. Зофия и сама не поняла, почему ей вдруг подумалось, что ее муж искал спасения именно в этой квартире. У комиссара полиции, бывшего одно время его главным врагом.

— Именно так. И очень скучал по тебе и детям.

— А это?

Зофия повернулась к белой доске с материалами расследования, пришпиленными магнитами.

— Расследование еще не закончено, насколько я понимаю?

— Для меня нет. Но для вас все закончилось, обещаю.

Зофия растерянно смотрела на рапорты криминалиста Нильса Кранца, на стрелки и линии, которые прочертил Гренс маркером. Пыталась истолковать фотографии с перечеркнутыми лицами.

— Она не сомневалась ни секунды.

— Кто?

— Девушка из полиции, которая нас спасла. Она напомнила мне Пита. На моей памяти он один расстреливал людей с такой решительностью, с таким самообладанием.

Зофия Хоффман была умной и понимающей женщиной, поэтому молчание в компании с ней давалось без всякого напряжения, даже при таких вынужденных обстоятельствах. Потому что если Пит стал первым гостем-мужчиной в квартире Гренса за долгие годы, то последней женщиной, которая сидела за этим столом до Зофии, была Анни. С Лаурой — единственным увлечением комиссара за последние тридцать лет — они встречались у нее дома. Скоро, совсем скоро комиссар снова наберется решимости и начнет с кем-нибудь встречаться. С его-то опытом не так-то просто кому-нибудь довериться.

— Мне так нравится гостить у тебя, Эверт. Спасибо — от меня, Пита и детей. Но сейчас, наверное, пора спать.

— Я положил простыни и полотенца на кровати в комнате для гостей.

— Наконец-то… уснуть — и ни о чем не думать.

— Завтра утром я отправлюсь в Крунуберг, но вы можете спать, сколько хотите. Охрану, — на лестнице и снаружи, на Свеавеген, — я обеспечу.

Зофия обняла его, и это выглядело как самая естественная вещь на свете. Гренс налил себе стакан ледяной воды и вышел на балкон с видом на летний Стокгольм. Все равно не уснуть, когда в голове мечется столько неуспокоенных мыслей. Сколько ночей простоял он так, опершись на перила, вслушиваясь в свист ветра над крышами?

Но покой не приходил, и мысли жужжали, как пчелы. Как ни пытался комиссар приобщиться к ночному покою.

Шестое чувство — так она это объяснила. Но одной интуиции здесь недостаточно, это Гренс готов повторить еще и еще раз. Именно это и не давало ему уснуть. Молодые полицейские так себя не ведут, даже те, которые стреляют лучше других и могут продемонстрировать исключительное самообладание.

Что-то было не так с этой Амелией Шмидт.

На часах было почти два ночи, но это не имело никакого значения. Гренс отыскал мобильник и выбрал номер, по которому в последний раз звонил в самом начале расследования. Неофициальный агент из налогового ведомства, в свою очередь, не раз прибегавший к услугам Гренса. Судя по голосу, звонок вырвал его из глубокого сна.

— Да… алло!

— Это я, и мне нужна твоя помощь.