Имя: Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы

У меня назревает книга «Проблема символа», и хочу, пока не подох, свести все воедино, сделать сводку… В греческой литературе – просто срам. Там на протяжении всей истории συμβαλλω – завещать, договариваться и так далее. Торговля, это все συμβολον. И почти только в самом конце античности, только в неоплатонизме символ начинает обозначать символ чего-то другого. Вывод: поскольку вся Греция была пронизана символизмом, самый термин был как бы не нужен – кроме как в период упадка, когда символ ушел из жизни. Тогда и почувствовалась потребность теоретизировать.

30.5.75

У Аверинцева все прикровенно в противоположность тому, что я говорю, а у меня – опять символ, опять церковь, опять Христос! А ведь я выражал то, что думаю; это настолько ясно и понятно, что всякий согласится: да, без понятия символа нет ни философии, ничего. И это так ясно, что начинают кричать как истерическая женщина. Не терпят этой ясности.

Февраль 1976

Значение есть знак, осуществленный в какой-либо области. Слово sensus имеет разные значения, а не знак разный. Значение в отличие от знака бесконечно разнообразно. В приложении к умственной области sensus будет смысл; если к настроению, то это будет чувство; если к человеку – то это будет настроение. Так что один знак sensus приобретает разные значения, потому что значение не закреплено за знаком, но оно закреплено за теми областями, к которым знак применяется.

30.9.71

Падежи надо было бы назвать иначе; не nominativus, а – субъектный: нечто полагается как субъект. Не родительный – а родовой. Не accusativus, a causalis (αιτιατικον, т.е. ради чего действие?) А «винительный»? Полная бессмыслица. Кто кого винит?

о . Алексий Бабурин . Из общения с А.Ф. Лосевым

В 1980 г. Алексею Федоровичу по состоянию здоровья понадобился массаж. Аза Алибековна стала искать массажиста, и ей рекомендовали меня. Вскоре я стал бывать в доме А.Ф. очень часто, и постепенно наши отношения приобрели глубоко личный характер. А.Ф. стал для меня духовным наставником. Я восхищался отношениями А.А. с А.Ф. Они были нежными, чистыми, в высшей степени тактичными, преисполненными самой искренней и светлой любви. Благодарю Бога, что Господь меня соединил с семьей Лосевых и их друзьями, ставшими также моими. Благодаря А.Ф. я пришел к осознанию необходимости вступить на путь непосредственного служения Богу и людям, путь священства.

За 8 лет интенсивного общения с А.Ф. мне посчастливилось говорить с ним на самые разные темы. Сегодня, в день памяти преподобных Андроника и жены его Афанасии, в честь которых при пострижении в монашеский чин были названы А.Ф. и жена его Валентина Михайловна, я бы хотел рассказать вам о некоторых религиозных переживаниях монаха Андроника.

«Меня многие считают счастливым: профессор, доктор наук, печатается, а я считаю прожитую жизнь неудачной. Я хотел быть настоящим монахом, а стал не поймешь кем: два раза женился; я хотел заниматься одним – работаю над другим. Бог наделил меня различными дарованиями: я был звонарем, регентом, хорошо знал церковный устав, литургию. Наиболее постоянной моя любовь была и остается к богослужению, но даже этого я был лишен… С чем предстану перед Богом?»

В 20-е годы А.Ф. имел духовного отца со святой горы Афон. Это был знаменитый архимандрит Давид, известный имяславец, делатель умной Иисусовой молитвы, настоятель Андреевского скита на Афоне и строитель Андреевского подворья в Петрограде. В Москве о. Давид служил в часовне на Таганке, он 3 июня 1929 г. и постриг А.Ф. и В.Μ. Умер о. Давид в 1930 г. в возрасте 90 лет. В последующем духовником А.Ф. становится о. Досифей, служивший сначала в Смоленской Зосимовой пустыни (находится в трех с половиной км. от станции Арсаки Ярославской ж.д.), а затем в Борисоглебском Аносином женском монастыре (на берегу реки Истры, в 6 км. от станции Снегири Рижской ж.д.) После закрытия Аносина монастыря о. Досифей служил некоторое время в скиту на Никольской улице в Москве, а затем был сослан в Караганду, где и умер от малярии в 1936 г. Из Зосимовой пустыни А.Ф. хорошо знал и даже одно время скрывал у себя в доме от преследования под видом родственника архимандрита Митрофана (после закрытия пустыни служил в Петровском монастыре в Москве и в храме преподобного Сергия при этом монастыре, умер в 1941 г.)[188].

Надо сказать, что для А.Ф. вера и добрые дела были неразделимы. Мало кому известно, что А.Ф. после смерти в лагере о. Александра Воронкова долгое время материально поддерживал его многодетную семью.