По поводу имен. Антоний Булатович, иеромонах на Афоне. Подвижник, твердит Иисусову молитву. Это древнее учение, при повторении этой молитвы сотни тысяч раз начинается действие Имени Божия не только в голове, но и в сердце. Синод распорядился полицейским образом. Был послан корабль с военной бригадой. Велели либо подчиняться игумену, либо всем на корабль. Выгоняли пожарной кишкой из келий. У них уже психология мучеников началась. Человек 200. Большинство осталось на месте. Тогда их просто силком взяли. Высадили в Одессе, запретили служить и стали рассеивать по разным сторонам. Булатовича – в Харьков, там жгли имения и укокошили его в 17-м году. Флоренский: «Имя Божие есть сам Бог, но имя Божие не есть ни собственное имя Бога (ни Бог не есть имя)». И моя «Философия имени», если сказать искренно, написана под влиянием имяславцев. Они предупреждали, что если Россия перестанет почитать Имя Божие, то погибнет. Из имяславцев Давид архимандрит – и еще несколько, я с ними был знаком. Моя «Философия имени» – я ее еще мальчишкой писал. Гегель, там его много. Гегелевский синтез: бого-человеческое. Хотя у Гегеля сатанизм мысли (логическим путем выводит Христа), но очень четкие категории, безупречное рассуждение. Впервые это ему удалось. Будучи протестантом, он настолько логически обострен, что все догматы христианства выводит логически. – Под всяким таинством лежит богочеловечество.
«Mehr Licht!» – кричал Гете перед смертью. [Внезапно:] Ведь уже четвертая неделя идет поста, крестопоклонная. Такая чудовищная выправка должна быть – 1.000 поклонов положено, несколько часов чтения канона Андрея Критского в среду на пятой неделе. – А там уже неделя Ваий, вход Господень в Иерусалим, воскресение Лазаря. А там уже Страстная неделя – о Господи, как она продумана, как она прочувствована! Каждый день! – В середине недели память великой грешницы, которой сказали: вот пророк появился! – Да что там, я его окручу! – Но увидев, остолбенела, упала на ноги и стала просить оставления грехов. И это состояние души, которая мгновенно увидела истину и покаялась, – это психология замечательно выражена в 10 стихирах «К Тебе Господи воззвах». Это великое произведение мировой литературы, которое мало кто знает. По-моему – мировое произведение литературы, даже литературно и психологически, не то что духовно; о чем если заговоришь, все смеются. Эта духовная глубина мало кому из богословов даже понятна. – Потом четверг, какой четверг! – а вечер, это уже под пятницу, 12 евангелий. И там чудные стихиры, после 8-й песни. Это обычно не хор поет, а трио, чтобы выделить, – «Разбойника благочестивого о единем часе раеви сподобил еси, и мене грешнаго древом крестным помилуй и спаси». Ни один профессор литургики этого не может объяснить, это только верующая душа может понять. По-моему, вся эта служба на Страстную неделю великое художественное произведение. А как же иначе! Это произведение верующей души, и здесь происходят такие революции души, которые и не снились всем последующим революционерам, – конечно, но это в замечательных художественных образах.
Я в молодости носился с этим, хотел все объяснить, но потом – отучили.
– А теперь?
Ну что теперь? Я – знаю.
– А другие?
Другие? Нет, пусть сами доходят. Русский народ безбожник, что же ему объяснять такие тонкости и глубины? Бисер перед свиньями… Вы сами, молодые, разбирайтесь и доходите сами.
…Ты знаешь, какую я вещь прочитал у Климента Александрийского, – треть всех ангелов отпала от Бога! Конечно, этого никто не считал, но, значит, огромное множество! Христианство – это учение о величайшей мировой катастрофе!
…Всю жизнь много работал, и вот вышел даже шестой том, Плотин, – а нет радости. Совсем другое нужно, ласки человеческой [в голосе горечь]. В молодости брал темы непопулярные, за которые не брался никто, и так остался мало известен.
– Алексей Федорович, какое в Вашей жизни время и событие было самое счастливое? [Спрашивает В.И. Постовалова.]
– Ну что за вопрос [быстро вступает А.А.]. А впрочем, Алексей Федорович сейчас скажет, что самое счастливое время у него было в гимназические годы, ведь правда, Алексей Федорович? [А.Ф. мрачно воротит голову.] Что же помнится вам, Алексей Федорович, как самое счастливое? Но ведь правда, что гимназическое время? [Снова перебивает А.А.]
[А.Ф., после выразительной паузы:] Правду сказать нельзя. А если придумывать, что сказать, то получится – брех-ня [очень выразительно]… Самое сильное счастье знал, когда отстаивал всенощную, длившуюся несколько часов, и еще, такое же счастье, когда слушал Вагнера.
– А.Ф., для чего нужна философия, когда есть религия? [Спрашивает В.И. Постовалова.]
Религия всеобъемлюща. Философия нужна для ее осмысления.
– Почему вам нравится Вагнер?
Вагнер – первый передал катастрофу западного человека. Катастрофу этой жизни, когда человек по заведенному порядку встает, ест, пьет, спит – последняя бездуховность.
– Не из-за подавленности ли ваши слова о шестом томе? Так ли уж вы уверены, что не рады?