Имя нам — легион

Пользуясь ею, я прочесал близлежащую территорию, без труда перепрыгивая огромные валуны, вырывая корнем подозрительные кусты высотой в мой рост более, и ни на миг не останавливаясь. Сердце колотилось все быстрее и быстрее, движения мои становились все стремительнее. Эйфория всемогущества накатывала искрящимися волнами, и волны эти раз за разом становились все выше.

Кажется, я запел.

Кажется, я решил сделать все в одиночку.

Кажется, я отбросил в сторону ненужный пистолет.

Кажется, я отбросил в сторону ненужный шлем.

Зачем они мне? Я вижу сквозь ночь. Я слышу сквозь ночь. Ночь окончилась для меня. Для меня настал день. День моего триумфа.

Я пройду сейчас семимильными шагами до рачьего штаба, раздавлю к такой-то матери весь их поганый выводок, спасу из рабства терран, “синих балахонов”, и рвану дальше — непобедимый, как Ахилл. И пусть не попадаются мне на пути те, кто хочет жить. Пусть бегут. В спину я не бью.

Только кто это зовет меня, не переставая? Отстаньте, черти, я сегодня — супергерой! А, это он, мой славный Генрик! Отдыхай, дружище, Капрал справится и без тебя. Что со мной? Господи, какой глупый вопрос. Да ничего, дружище, просто я немного в ударе. У меня все получается, я познал свою истинную силу. Зачем, зачем он протягивает мне инъектор? Я более чем здоров! Ах, витамины… Что ж, приличная порция витаминов мне, пожалуй, не помешает.

Инъектор кашлянул.

Тело обмякло, только лицо все еще мяли судороги. Руки, кажется, растянулись до щиколоток и, наверное, останутся таковыми навсегда. Зачем я вырывал из земли кусты и камни? Язык опух и не помещался во рту. Вероятно, я его немного покусал. Еще болела шея. И очень болела поясница.

— Я что, не мог выйти из транса? — спросил я у Генрика, сжимающего инъектор, и поморщился: искусанный язык неприятно мотался, цепляясь за ноющие зубы.

— Ты меня об этом спрашиваешь? — удивился он. — Да, дядька, ты классно вошел в транс, только не пойму, в какой. Ничего общего с обычным рапидом. И выйти из него не мог. Я уж решил, что ты спятил. Особенно, когда ты принялся орать, будто ты Супермен. Рад, что все обошлось.

— Конгруэнтно, — сказал я и, постанывая, отправился искать разбросанные в беспамятстве вещи.

Генрик поспешил на помощь.

Вообще-то временный боевой транс (или рапид), вызываемый искусственно, не является для нашего брата легионера ничем из ряда вон выходящим. Перестройка физиологии, совершаемая сомой, позволяет творить с собой удивительные вещи. Раз в неделю в специальном ангаре каждый из нас тренируется максимально эффективно использовать организм, находясь в “состоянии берсерка”. Я, к примеру, без каких-либо неприятных последствий могу за считанные секунды войти в транс, отработать в нем четыре минуты и без посторонней помощи легко выйти из него.

Ветераны без проблем гоняют в трансе до получаса.

Со стороны зрелище, конечно, жутковатое. Представьте живого человека, который движется, почти “размазываясь” по немалому объему спецангара, да еще при этом производит сотни разнообразных действий, начиная от безупречно точной стрельбы из “Дракона” и заканчивая незаметным изъятием купюр из ваших карманов и акробатическими номерами, которые сделали бы честь самому Джекки Чану. Или рвет и гнет миллиметровое листовое железо голыми пальцами, словно бумагу, сооружая кораблики, голубей и прочие фигурки из учебника оригами. Или стальные балки корежит. Или… Да мало ли что еще, всего не перечислишь.

Братья, приобщая меня к тайнам транса впервые, вогнали мне для разгона полтора кубика катализатора и одурманили гипноиндуктором, а выводили, поймав в монополимерную сеть и опять же подколов, только уже релаксантом. За те, первые, десять секунд “сверхчувствия” и “сверхдействия” я понял, что такое быть по-настоящему крутым. И мне это жутко понравилось.

Одного раза оказалось достаточно, чтобы подсознание научилось включать и выключать транс самостоятельно. Срок пребывания в нем между тем еженедельно и достаточно постепенно увеличивали, одновременно повышая загруженность.

Так вот, сегодня у меня и в мыслях не было “трансовать”. По крайней мере до такой степени. И никогда еще, сколь ни велика была трансовая нагрузка, я не чувствовал себя при выходе из рапида так погано. И ни разу у меня в нем не “ехала башня”.

Возможно, я слишком психанул из-за гибели Бородача. Возможно, это была месть обиженного на Генины выражения местного Господа Бога. Как бы то ни было, стоило принять к сведению — во мне что-то разладилось. Шлем обнаружился сразу, он трудолюбиво оповещал сонастроенные приборы связи “я здесь”, и Генрик не замедлил этим воспользоваться. Пистолет пришлось извлекать из-под груды вывороченной мною смородины. Сваленные в довольно аккуратную кучу, кусты были густо заплетены неприятного вида паутиной, грязно-серые лохмотья которой, комковатые, липкие, мокрые, приставали к рукам и одежде, приводя меня в ярость.

Генрик задумчиво мял в пальцах обрывок кокона, свисающий с паутины, пока я взгромождал на плечи причитающуюся мне половину груза.

Он молчал.