Имя нам - легион

Любви жители Файра предавались часто, бурно и, по земным меркам, достаточно бессовестно. И Филипп постепенно начал привыкать к всеобщему беспутству. А на Светлану так посматривал уже с вполне откровенным интересом.

Увы, но ежевечерние визиты к нему она отчего-то прекратила. Он допускал, что ей попросту набила оскомину шуточка про сало, водку и виагру.

Быть может, – подумал он однажды вечерком, – мне стоит спуститься к ней самому? Идея эта настолько ему понравилась, что он тут же почувствовал пробуждение желания – непреодолимого и вполне недвусмысленно направленного притом. На обладание ее телом. Непременно ее телом, ничьим другим и непременно прямо тотчас же.

Он набычился и принялся сопротивляться. Я вам не какой-нибудь там слабак, – сообщил он активно закипевшим гормонам. – Шалишь, со мной так просто не сладишь! Я, блин, еще и не такие соблазны перешагивал. Запросто, блин! Легко. Походя. Как два пальца, блин!…

Гормоны, побулькав для приличия еще чуть-чуть, сникли.

Одержав над тестостероном такую впечатляющую, бесспорно чистую победу, он не торопясь, с достоинством скинул портки и гордо прошествовал в опочивальню. Подбоченившись, полюбовался на свое мускулистое отражение в оконном стекле. Зевнул, наклонился к спальному мешку…

А потом сдавленно зарычал и помчался по винтовой лестнице – вниз, вниз, вниз… К ней!

* * * * *

Однако, прежде чем получить желаемое, ему пришлось изгнать с брачной территории соперника. Это не составило для него никакого труда. Утонченный золотопогонник торопливо ретировался, даже не попрощавшись, стоило Филиппу нависнуть над его тщедушным телом, грозно сдвинуть брови и угрожающе пропыхтеть:

– А ну, канай отсюда, баклан! Прыжками!

Светлана с любопытством взглянула на разгоряченного победителя и молча проследовала в спальню.

Первый контакт был немного омрачен скоропалительностью процесса. Светлана тем не менее выглядела вполне довольной. Она горячо поздравила Филиппа, смущенного очевидной, как ему казалось, неудачей, с очень впечатляющим почином.

– Что значит был излишне поспешен? Господи, какая чепуха! Мы же не спринт бежим, глупышка! Да в деле, подобном нашему, разгон как раз совершенно не важен, гораздо важнее продолжение. Надеюсь, оно не заставит себя ждать?… – Женщина призывно изогнула стройный стан.

Продолжение со стороны воодушевленного кавалера последовало незамедлительно. Сказать, что интимное сближение изумляло чистотой любовных чувств, значило бы погрешить против истины. Тем не менее новизна восприятия, раскрашенная крайней изощренностью (отчасти нарочитой), позволила партнерам не скатиться в сухую колею официоза и привнесла в соитие необходимый колорит и свежесть ощущений.

Уснули они далеко за полночь, когда рассвет уже золотил пышные рябиновые гроздья за распахнутым настежь окном. Тела их, замысловато переплетенные безвольными уже объятиями, дышали удовлетворением и взаимной приязнью.

Тощая белка в линяющей бледными клочками шубке, спрыгнувшая на подоконник поживиться жареными орешками, приготовленными специально для нее, без интереса скользнула по голышам быстрым взглядом. Орешки выглядели много аппетитнее, и благоразумный зверек принялся, с глубокомысленным видом, шумно хрумкая, их кушать.

* * * * *

Он был Морским Змеем. Его длинное чешуйчатое тело, мощное и неутомимое, стремительно скользило в толще океанических вод. Алые перья царственной короны вокруг челюстей и на гребне трепетали под плотными, почти резиновыми струями встречных потоков. Он давал узлов семьдесят, если пользоваться флотскими терминами, и чувствовал, что это далеко не предел. Он был единственным и бесспорным властителем на сотни миль окрест и десятки миль вглубь. Где-то, далеко-далеко позади, он был еще и человечком, крошечным, беспомощным, плавающим в емкости, заполненной слоистым, чуть желтоватым снотворящим кляром. Спящим внутри грандиозного иллюзиона в Парке Развлечений человечком, видящим прекрасный сон о Морском Змее. Но мягкотелая, издерганная заботами о своей тонкой шкурке обезьянка осталась так далеко, что даже память о ней казалась чужой, случайно привнесенной памятью. Она испарялась и таяла. Змей скоро забыл о смешном человечке по имени Филипп, наивно полагающем, что Господин морей порожден его воображением, ищущим в красочном лоне эскапизма укрытия от жизненных тяго.

Он почувствовал, что где-то рядом нарождается новая жизнь. В океане рождение и смерть столь часты, что становятся неразличимым для властителя фоном, но на этот раз в круговорот жизни входил зубатый кит – фигура, бесспорно, достойная внимания. Роды проходили тяжело. Самочка кашалота была совсем молода и рожала впервые. Она жутко стеснялась сначала своей беременности, затем предстоящих родов и опрометчиво избавилась от всякой опеки сородичей. Теперь ее опекали три крупных экземпляра рыбы-молот, мечтающей полакомиться теплокровной свежатинкой. Ее новорожденной дочкой. От их недалекого, напористого и агрессивно-восторженного присутствия бедная глупенькая роженица едва не теряла сознание.