Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Я работаю сейчас 2 раза в неделю, в среду и четверг. За это получаю в месяц 500 долларов. Деньги за два месяца телефонных разговоров. Работаю с детьми и сумасшедшими. Халтурить не умею, поэтому прихожу в музей за час и ухожу на час позже, и в эти дни устаю эмоционально. Остальные дни недели я работаю в архиве, не получая за это ничего для себя, наоборот, трачу нервы и деньги на копии документов. Дома я их перевожу или просто читаю и описываю. Затем есть дом, дети, люди, тетя Ида. Мне трудно обещать тебе условия, о которых ты говоришь. Я знаю, это звучит отвратительно. Когда я тебя звала в Стокгольм, я знала, что там я буду сфокусирована только на одном проекте, и эмоционально для меня это было проще, чем сейчас, когда ничего не клеится, ничего не собирается в целое, и я с трудом пробиваюсь в этой заболоченности событий, чувств и мыслей. ‹…› Я очень хочу тебя видеть. Быть с тобой. Мне трудно планировать, думать перспективно, сегодня – это единственная правда, сегодня ветер, сегодня я должна навестить Эдит, сегодня я должна поехать к тете Иде и разгадывать с ней кроссворды, сегодня я думаю пожарить рыбу (размораживается в мойке) и вечером отвезти старухе Маргит еду (она похоронила мужа, лежит одна дома с рожей, ее все терпеть не могут, вредная старуха, но не бросать же ее), между всем этим я пишу тебе письмо и нервничаю, что вот не могу быть с тобой полностью, целиком.

Сейчас отменила Эдит, решила ехать к тете сначала, потом к Маргит, а потом, с четырех, работать дома, никуда не прыгать-не скакать. Когда я сижу в своей комнате, за компьютером, и знаю, что мне не нужно отрываться, это самое лучшее. Может, этот период тотальных сомнений пройдет от чего-нибудь внезапно хорошего, выйдет книга про детей или еще что-то такое случится, на что я могу морально опереться, что поддержит меня в моем внутреннем одиночестве, и тогда я смогу создать тебе атмосферу, о которой ты мечтаешь. Отношения людей – очень сложная структура.